Вот тогда-то Олег и начал копать серьезно. С дорожным инспектором, который первым из милиционеров приехал на место аварии, распил бутылку. Патологоанатому поставил бутылку коньяка. Пока что все было неопределенно, смутно. След на дороге вроде бы не совсем такой. Позы у трупов тоже смущают. Вдобавок загорание, которого вполне могло и не быть. Ничего конкретного, но подозрения начали расти и укрепляться. И даже не из мести к неизвестному виновнику он шустрил. В конце концов, бывает и так, что человек формально выглядит виноватым, а на самом деле — случай, чистое невезение, стечение обстоятельств, за которое человека не винить, а пожалеть нужно. Сначала он хотел просто разобраться, и если есть виноватый, то отдать его под суд хотя бы за то, что не помог пострадавшим и удрал с места происшествия. Потом постепенно пришла мысль, что неплохо было бы получить с виновника хоть какие-то деньги — Аленке они совсем бы не помешали. И только позже, уже перед самой командировкой в Чечню, ему стало крайне интересно совсем другое. Почему это дорожники, которые должны были провести свое расследование, особенно тщательное хотя бы потому, что погиб их коллега, а многие из них лично знали Виктора, провели его поверхностно, удовлетворившись первичным осмотром места происшествия и даже не прибегнув к услугам экспертов, — это Олег выяснил точно. Один из коллег Виктора сказал, когда они вышли покурить во время сороковин, что покойный слишком глубоко копал. Под кого копал, он сказать не успел — помешали, а несколькими днями позже, когда Олег прямо его спросил, тот открестился от своих слов, сославшись на сильное опьянение и добавив, что копают они все, каждый, кто борется с наркоторговлей, и эти слова были произнесены вообще, не относясь непосредственно к покойному, тем более что говоривший относится к нему с уважением и даже спьяну ничего плохого про него сказать не мог, а если Олегу что-то почудилось, то тоже наверняка из-за застолья. Короче говоря, ушел от ответа, да так, что больше к нему с подобным разговором невозможно было подступиться.
Теперь, по возвращении домой, Олег снова оказывался один на один с проблемами, от которых уехал несколько лет назад. Уехал без желания и только по настоянию командира, даже по просьбе, высказанной так, что отказаться было нельзя. Отказ означал почти предательство — он был одним из самых опытных бойцов отряда и, несмотря на свой возраст, до сих пор неженатым. Так что формально разумных причин для отказа от командировки у него не было, а предложение поехать — почти официальное признание заслуг. Тогда Плещеев открытым текстом ему сказал, что все кандидатуры согласованы с местным и даже московским начальством.