В обращении к своим приверженцам на Рамадан Абу Бакр аль-Багдади восхвалял бойцов ИГИЛ, то есть всех своих верных сторонников, уверяя, что они «mujahidin на путях Аллаха» и что их теракты угодны Господу[613]. Аналогичным образом на одном из своих первых видео на «Аль-Джазире» после терактов 11 сентября Усама бен Ладен благодарил Господа Бога, говоря, что это по Его воле башни-близнецы остались лежать в руинах. Перед тем как стать «добровольным мучеником» на службе ХАМАС, столь же благочестивые слова произнес на камеру застенчивый юноша, объявив, что «делает это ради Аллаха»[614]. Как сказал мне лютеранский пастор преподобный Майк Брей, абортарии он взрывал, чтобы люди поразмышляли – «не что думают они, но что думает Бог»[615]. Все эти люди, казалось, были готовы на что угодно, лишь бы оно соответствовало тому, что «думает Бог», санкционировано Его замыслом и повелением свыше.
Но вправду ли это так? Является ли религия основной побудительной силой для их насилия? Хотя все рассмотренные в книге случаи в той или иной степени связаны равно с насилием и религией, корреляция еще не значит отношений причины и следствия. Возникает вопрос, что же первично, насколько все эти случаи – религиозное насилие в смысле «мотивированное религией» и была ли религия тем главным «движком», что питал их жестокие страсти, или же все это – совпадения, в которых до сверхъестественных величин раздувалась обыкновенная жажда политической власти.
В первые десятилетия XXI века об этом написали множество книг и статей, и мнения разделились. По одну сторону оказались недруги религии, убежденные, что религиозные идеологии и верования – это корень всех зол; по другую – ее защитники, часто вовсе не признающие между тем и другим какой-либо связи. Где-то посередине находятся люди вроде меня, которые осознают, что мотивы насильственных действий могут быть сложными и что цель их нередко – получение власти, но что при этом религия во всех своих проявлениях, идеологических, социальных или символических, может стать для таких мотивов сильным подспорьем.