— Да брось! Мы ненадолго, ничего не случится, — кокетливо убеждала она, и мужчина сдался, сражённый её очарованием и красотой. Он притянул её к себе, и они пошли в другую сторону. Я же, не мешкая, кинулась вперёд и выскользнула через ворота, пока никто не успел спохватиться.
Даже оказавшись в городе, я долго бежала, пытаясь оказаться как можно дальше от заведения Итолины Нард. Только остановившись, чтобы отдышаться, я подумала, сколько проблем будет у Элины, когда всё вскроется. Я испугалась за неё, но было уже поздно: я одолела слишком большой путь и не могла возвращаться назад.
Очутившись на улице, я вспомнила те мрачные времена, когда веряне захватили Вижский град, и я побиралась, пытаясь выжить, но всё равно засыпать снаружи на холодном камне показалось крайне неприятным после мягких перин госпожи. Где-то в глубине души даже маялась малодушная мысль вернуться, но я стыдливо отбросила её прочь.
Я опасалась, что у меня могут украсть пожитки, и старые привычки не подвели: я проснулась, едва услышав рядом шум.
— Какая милая мордашка! И чистенькая… Выкинул что ли, кто….
— Выкинул — так мы подберём!
Надо мной раздался сальный хохот. Я мгновенно подскочила и, не заглядываясь на лихих людей, мигом дала дёру.
— Эй! Ты куда, малышка? — растерянно послышалось вслед, но, к счастью, никто не кинулся меня догонять.
Первое правило вольной жизни — бегать нужно хорошо. Это я уяснила ещё в детстве, когда веряне как-то зажали меня в углу (при этом приняв за мальчишку), но я вывернулась ужом и понеслась прочь. Мне повезло тогда, что они были хмельные и не вспомнили потом моё лицо. Иначе… Только косточки и остались бы от непоседливой девочки Уны.
Я держалась подальше от пристани, где пряталось много бродяг и разбойников, и не удалялась от спокойных богатых районов Берльорда, в одном из которых находилось заведение Итолины Нард. Задача не простая: с одной стороны, в местах жизни зажиточных горожанин и знати «конники»[*(разг.) — стражи, патрулирующие город верхом на лошадях] гоняли побирушек и бродяжек, за одну из которых могли принять и меня, с другой — не стоило подступаться к прежнему дому.
Рядом с площадью я обнаружила ломбард. Все драгоценности, оставленные мне Элиной и Мев, я не спешила продавать, но решила расстаться с одним из перстней. Пока я не слишком хорошо знала жизнь в городе, опасалась, что меня обдурят или того хуже — выкрадут золото. В Берльорде таких желающих нашлось бы с лихвой, и я старалась (хотя и без толку!) соблюдать осторожность.
Как и следовало ожидать, ростовщик, жадный до денег, за мою вещь обещал дать не больше серебряного. Я поторговалась, но старания мои ни к чему не привели. Понимая, что я всё равно соглашусь, хозяин ломбарда не отступал от первоначальной цены. Зато обвинил меня: