А потом полонез, и веера, и воротники, и сияющие глаза. И уж совсем в конце жутковатая рапсодия Листа, что-то опасное, чадящее, что-то почти конокрадское, настоящая цыганщина.
На бис – была любимая пьеса мамы «Серые облака».
Я шел домой и все перекладывал в уме эти шесть простых и печальных нот.
Помню, после Ваших концертов был особый подъем. И начинался он не сразу, а назавтра. Сразу – реальность оглушала. Триумф, овации, знакомые: «Ах, это вы? Вы тоже здесь? Боже, какой пианист!» Но уже ночью, в постели перед самым сном, начиналось настоящее видение концерта. Все вместе, все сразу: звук, мимика, жест теперь составляли единое целостное понятие Шуберт – Лист.
Свою руку, хранившую Ваше пожатие, я подкладывал под затылок, и мне казалось, я получаю еще что-то от Вас…
Спасибо и до свиданья. Ваш Митя.
Милый Митя!
Мне, к сожалению, пришлось спешно уехать, и мы так и не повидались после Рождества. Спасибо Вам еще раз за подарки и верность. Буду в Москве, наверное, только в апреле. Много занимаюсь, а также хожу по Парижу пешком. В музеях пока не побывал из-за недостатка времени.
Желаю Вам и Вашей семье всего самого хорошего.
Целую. С. Рихтер.
Paris. Place de la Republique,
23.04.1992
Выставка 5.10
Дорогой Митя!
К сожалению, не мог Вам раньше написать, т. к. был занят подготовкой к вчерашнему концерту в Большом зале (квинтет Шостаковича).
Ваше приглашение на 28-е сентября я получил, к сожалению, только на следующий день: утром поэтому не смог быть на открытии. Спасибо за него и за каталог.
1-го октября я был на Вашей выставке и хочу Вам написать о моем впечатлении. Во-первых, я Вас поздравляю с достигнутым мастерством, уверенностью и блеском, которые я почувствовал, осматривая выставку.
Насчет графики: я честно скажу, что многое мне было чуждым (может быть, в выборе тем, может быть, в их воплощении). Остались же в памяти «Зонтики на пустом пляже» (предпоследняя внизу, на первой стене). Три работы на третьей стене (перпендикулярной к первой и второй): пейзажи с деревьями, что-то вроде сеток круглых, 3 церкви издали; и между окон «Человек, сидящий на диване».
Работы под впечатлением книги Маркеса я как-то не воспринял…
Из медалей мне больше всего понравились те, которые выставлены в середине зала – по-моему, они благородны и очень вписываются в форму (архитектура, Магнитогорск (кажется) и космические). Гоголь и Шостакович очень интересны.
Из работ Нины Посядо мне понравились: Цветаева, Ф. Толстой, Вивальди и Гендель.
Дорогой Митя, хотел бы, чтобы Вы не опечалились моей критикой и откровенностью.