Домик Анны Ивановны принадлежал пожилым молодоженам. Им было лет по шестьдесят. Хозяин просто не мог дня прожить, не подкрасив какую-нибудь царапину на стенах или наличниках своего дома, и так уже лоснившегося голубым и белым. Сад цвел и благоухал, а за ним стройными рядами были спланированы грядки.
Хозяева, очевидно, так любили друг друга, что не могли и минуты прожить врозь.
Внутри их новой бело-голубой уборной имелась гладко выструганная и покрытая лаком доска. В ней трогательно соседствовали два круглых отверстия. Одно – побольше, другое – поменьше. Это нас смешило, и мы по очереди вспоминали всякие классические пары – кто больше: Пелиаз и Мелизанда! Филимон и Бавкида! Ацис и Галатея! Такие же, как Ромео и Джульетта, Руслан и Людмила, Тристан и Изольда, имели меньшую стоимость по причине своей сверхизвестности.
У хозяев был пес Джульбарс. В целом – немецкая овчарка. Но Красногорск есть Красногорск, и поручиться головой за чистоту породы Джульбарса никто не мог. Однако пес весил килограмм пятьдесят, был бурно приветлив и от радости мог легко сбить с ног. Из всех нас Джульбарс явно выделял Рихтера. Ведь только он был в силах держать эту огромную собаку на руках, животом вверх, как ребенка. Так они оба любили иногда погулять по саду. Мы хохотали, а хозяева деликатно посматривали издали и как бы не замечали.
Ели на маленькой террасе. Место Рихтера было у окна. Его огромный загорелый локоть висел над дорожкой. Анна всегда готовила с любовью, но особенно – когда бывал Святослав Теофилович. Тогда она просто священнодействовала у двух керосинок, и эти трапезы были великолепны и изобретательны.
Вот мы за столом. С нами Наталья Владимировна Сапожникова, старинная подруга Анны. Попросту – Пуша. Это бывшая фрейлина последней императрицы. Теперь же она стара, глуха и бесконечно добра. Фиолетовая от сердечной недостаточности, чуть вывернутая нижняя губа делает ее лицо почти детским. Это – дивная душа, всем понятная и симпатичная.
Итак, Наталья Владимировна Сапожникова сегодня с нами. Она почти не слышит разговора и поэтому не может во всем участвовать. Живет чуть-чуть отдельно.
Анна (очень громко):
– Пуша, я вам кладу! (Тут надо подставить тарелку.)
Не слышит.
Анна:
– Пу-ша! (Это уже пронзительная терция.)
Опять не слышит.
Анна:
– Ж..А!!!
Теперь слышит, но вряд ли понимает. Поспешно кивает головой, а Рихтер на всякий случай торопится бросить спасательный круг:
– Анна Ивановна, а как вы мне рассказывали про монастырь кармелиток в Венеции, помните?
Обедаем и слушаем про монастырь. Это занятно и рассказывается артистично. Потом гуляем втроем, без Пуши, ей трудно ходить. Она моет посуду.