— Пап, а может он убежал к маме? — Егор и Славка стояли друг перед другом на коленях у большого сундука, за которым по всем данным мог бы скрываться ежонок, но его там не оказалось.
— Что ты, ежи по ночам крепко топают, мама могла проснуться и выставить его. Этого я больше всего и боюсь.
Егор встал, ударил ладонь об ладонь, как бы смахивая с них пыль. Славка точно повторил это движение.
— Нет, мама не может его выставить. Одного, ночью в городе, а не в лесу, — возразил Славка, глубоко веря в человеческую справедливость. Он не знал, что случилось ночью, да и знать это ему, пожалуй, не стоило.
Чтобы попасть на кухню, надо было миновать коридор. Дверь там скрипела. Ни сосед по квартире, состарившийся футболист, ни Егор так и не собрались смазать навесы, и вот теперь отец и сын осторожно нажимали на дверь, чтобы она не заскрипела. Славка, поддерживая одной рукой сползающие трусы, другой, растопырив пальцы, толкал покрашенную охрой филенку, во всей его маленькой скособоченной фигурке было напряжение и ожидание, отец, тоже чуть кособочась, касался двери, но так легко и свободно, будто ждал, что она под его взглядом сама откроется. И когда позади их щелкнул замок на двери в перегородке — он всегда щелкал, как осечка курка — и мужчины, вместо того, чтобы остановиться, сильнее нажали на дверь кухни, она распахнулась, забыв даже пискнуть, и они повалились на пол.
А позади раздался голос Вари:
— Ну вот неумехи! Ради ежонка готовы жизнь положить…
Смущенные, сын и отец поднялись. У Славки чуть-чуть не сползли трусы, но он юрко подхватил их. Мать засмеялась еще больше, схватила за руку, турнула в комнату:
— Огнем все горит на тебе, Славка, ну прямо полыхает, и дыма не приметишь, — сказала она, как-то сразу теряя веселое настроение. И вот уже Славка сидел бесштанный на диване, а мать с помощью английской булавки вдевала в трусы новую резинку.
Славка спрашивал:
— Ты ежика выставила или нет?
— Что значит выставила? Откуда ты берешь такие взрослые понятия?
Сын насупился:
— Почему я так не могу сказать? Если я так думаю…
— И вовсе ты так не думаешь. Просто услышал у отца. А он никогда при детях не остерегается, болтает, что угодно.
— Ничего он не болтает, — надулся Славка. Он не хотел, чтобы мать в чем-то упрекала отца. Почему она всегда на отца все сваливает?
— Запрещенный прием, — сказал Егор, входя в комнату и вытираясь полотенцем и покрякивая. — За глаза не прорабатывают. Даже наш Роман блюдет эту заповедь, как клятву юных пионеров.
— Да уж ты со своим Романом, — вздохнула Варя и бросила Славке починенные трусы.