— Ну, ты скоро там закончишь дела? — услышал он голос Ивана.
— Скоро, — сообщил Егор. — В ночь прокатают сталь, и, я ее утром отправлю. Знаешь, Иван, победа пришла так неожиданно, что я еще не совсем верю в нее.
Иван помолчал дольше, чем надо, и сказал суше, чем говорил всегда:
— Чем больше у тебя таких побед, Егор, тем хуже для тебя и для нас всех.
«Иван всегда был несколько прямолинеен», — подумал Егор, но спорить сейчас было бесполезно, и он перевел разговор на другую тему, спросив, как поживает ПАКИ.
— Трудно с ним, — сообщил Иван, — большие погрешности, и ничего не можем поделать.
— Закономерности? — тотчас спросил Егор и сразу же вошел в дело, как он это умел.
— Погрешности появляются при длительной работе.
— Где у тебя мотор?
Но Иван уже все понял: мотор он поставил под одним кожухом с измерительными контактами и со всем механизмом. Мотор при длительной работе нагревается, передает тепло, вот и погрешности.
— Перенесу мотор вниз, — сказал Иван. — Ну, так ждать тебя?
— Иван, — в голосе Егора послышалась виноватость, — я еще должен съездить в Москву. Здесь ничего не вышло с марганцево-хромистой сталью.
— Как ты не поймешь?.. — услышал он слова Ивана, но их разъединили.
Так нелепо и закончился разговор. Егор раскаивался: уж лучше бы не звонить. Виноват он в чем, что ли? И весь день этот разговор не выходил из головы, хотя Егор все больше укреплялся в мысли, что ведет себя правильно и что и вторую часть взятой на себя задачи — достать металл на «Электростали» — ему пристало выполнить так же, как и первую. И сделает он это для завода, и для себя, и для Ивана тоже. Что бы они там, на заводе, делали без него? Егор вроде бы успокоился. Но когда вечером поднимался на горку над прудом, где стоял кирпичный, четырьмя окнами к воде, дом главного инженера, вновь ощутил неприятный осадок, бередивший душу. Постоял на крылечке, раздумывая: позвонить или вернуться в свой («свой!») дом приезжих? Встреча с Рубановым была ни к чему. Какой может быть разговор за чашкой чая, если из головы не идет глупое молчание Ивана в трубку и его слова, которые тот не сказал, а вырезал на металле алмазным инструментом: «Чем больше у тебя таких побед, тем хуже…»
Экий мудрец из Сарагоссы…
Но Егор все же позвонил.
— А я думал, вы уже ту-ту! — сказал Рубанов, открыв дверь.
— Разве «Ту» у вас садятся? Вот не знал…
И они оба засмеялись. Непринужденность встречи пришла сама собой.
Дома — в темно-серой блузе, широких черных домашних брюках и шлепанцах — Рубанов выглядел стариком, он устало горбился, большие навыкате глаза его были полны грусти, какая ни с того ни с сего накатывается на человека такого вот возраста, когда он, хотя бы на время, остается без дела.