— Говорили вы все правильно, — сказал он, возвращая Егору наряд. — А исправить это никто не может: стали нет. На сегодняшний день свободной стали нет ни грамма.
— А как же быть?
— Получить то, что вам дали. Мы, по совести говоря, и знать ничего не знаем: наряд у нас равняется натуре. Понятно? Или вы никогда не работали в снабжении?
Он не работал! Скажет же человек…
Этот нелепый вопрос Вовка, точно удар наотмашь, выбил Канунникова из седла, и он не нашел ничего лучше, как вскрикнуть в бессилии:
— Что же мне делать? Заводу что делать?
— Заводу работать, а вам возвращаться домой. Читали в газете статью? Надеюсь, да?
Егор вышел в коридор и сел на подоконник. Идти никуда не хотелось и не думалось ни о чем. День кончался. По коридору спешили к выходу работники. «Пожалуй, точнее, служащие», — подумал Егор, слезая с подоконника. И тут он увидел Вовка. Тот шел озабоченный — видно, не радовали предстоящие домашние встречи. Увидел Егора, не прошел мимо, остановился.
— Значит, научная система планирования? Кто бы знал, как это сделать в нынешних особенных условиях, молодой человек. — Он повернулся, сделал несколько шагов, но вновь остановился.
— Попробуйте побывать в Московском областном совнархозе. Может быть, что и выменяете.
И заторопился по коридору.
«Выменяете! Установка ясная».
— Жаль, что все легко дается только во сне…
— А что тебе сегодня снилось?
Иван не успел ответить — полные пригоршни набралось воды из крана, и он, фыркая от удовольствия, выплеснул ее в лицо. Вода прохладная, и ему приятно. Жена стояла рядом и ждала, пока он перестанет фыркать.
«И умывается он с удовольствием, — подумала она, — как и все, что делает»…
Он снова подставил пригоршни под кран и, пользуясь секундой свободного времени, повернулся к жене и объяснил:
— Да ПАКИ приснился. Чудно. Работает, как часы…
— А что, разве с ним не получается?
Воды опять набралось полные пригоршни, вот она уже льется через край, и, как бы жалея ее расходовать попусту, Иван повернулся к раковине и плеснул себе на шею, на грудь. Теперь он не фыркал, а крякал. По сторонам летели брызги. Но Женечка не сделала ему замечания насчет брызг и лишь отошла в сторонку. Пусть, стоит ли из-за них лишать человека удовольствия, с утра отбирать у него надежду на радость. Ведь от удовольствия, которое вызвали в человеке хорошие побуждения, всего один шаг до радости.
Так думала Женечка, стоя неподалеку от умывающегося мужа, и наблюдала все это с таким интересом, будто видела в первый раз. И этот по-детски подстриженный высоко затылок, и тонкую, вовсе не мужскую шею, и спину с очень подвижными лопатками, и веснушки на плечах — все это тысячу раз знакомое и тысячу раз ее, но все равно каждое утро новое. А как он нагибается над раковиной. Длинный, худой — вроде переламывается надвое. Можно бы над этим посмеяться, но она не смеется, и лишь в ее черных узкого разреза глазах, как у настоящей коренной сибирячки, вспыхивала озорная веселость. С этой озорной веселостью в глазах она и ушла на кухню, пора было засыпать кофе.