Казимирский расхаживал по своей тесной комнатушке, останавливался перед Егором, решительно щупал его острым взглядом голубых глаз.
— Кого-то пугает одномоментность, — говорил он, — чудаки! — он расхохотался над своими невидимыми сейчас оппонентами. — Одномоментность — это же только по времени. За короткий сеанс происходит большое количество разнородных явлений. Каких? — Доктор остановился перед столом, оперся о него руками. Было похоже, что он выступает перед большой аудиторией. — Жаль, что вы не врач… Все равно слушайте. Можно предполагать, что высвобождаются психологические механизмы внутренней речи. Снимается состояние заикания. Видите, это даже не первое. Снимается эмоция страха. Снимается скованность, напряженность и сопутствующие речи движения. Закрепляются стенические эмоции, радость сознания, что мечта осуществилась…
Хозяин устало опустился на стул, его узкий, высокий лоб покрылся каплями пота — сказывалась слабость после болезни.
— Как видите… — продолжал он ослабшим голосом, но Егор остановил его:
— Пожалуйста, я мало что пойму из этого, а вы устанете. Чем вы можете объяснить, почему все-таки такое вам противодействие?
Доктор задумался. В клетке трещала белка. Птицы затихли.
— Инерцией мышления, иначе объяснить нечем. Если бы меня опровергли, я смог бы подняться над собой, понять. Но ведь просто-напросто запрещают. А это действие уходит из области науки. Не так ли?
— Так, — согласился Егор. — Значит, вы будете продолжать?
— А разве может быть иначе? Или признают, или опровергнут. А опровергнуть трудно. Слишком много у меня живых доказательств. Я буду врачевать больных, пока я жив, и завещаю то же своим ученикам.
— А Нина Сергеевна ваш настоящий последователь? — спросил Егор и добавил: — Я чувствовал, что да.
Хозяин задумчиво посмотрел на него, как бы все еще стараясь понять что-то. Смахнув задумчивость, оживился, проговорил с убежденностью:
— Она моя надежда. Нина Сергеевна хорошо подготовлена как врач и как педагог. А тут надо то и другое. И еще сердце, а значит и любовь к человеку.
Егор не рассказал ему о том, что встречался с ней в Москве. Старик забыл ему передать, что Нина Сергеевна просила приехать завтра утром на аэродром. Самолет ее летел с посадкой в Харькове.
— А дочь привозите, — говорил доктор, провожая Егора и задерживая его руку в своей горячей ладони. Старался вспомнить, что хотел что-то сказать гостю, что-то важное, но вспомнить не мог. — Где вы остановились? Ах, в общежитии обкома. Да, да, знаю. Тихая улочка, малолюдность. Удобно, и весьма.
Утром Егор возвращался с почты. В кармане его лежала телеграмма Романа: «Срочно выезжай Киев ознакомления алмазной технологией и условиях поставки алмазов 64 год». Что же там случилось? Почему вдруг Роман вспомнил об алмазах? Неужели совнархозовец Вовк вмешался? Если так, вот молодец! У входа в общежитие Егор встретил старого худого человека в полотняном, помятом костюме. Доктор Казимирский!