Варя помолчала. Трудная у нее работа — мастер ОТК. Забракуешь — вроде в своего ближнего выстрелишь и в себя. План сорвется — ни премиальных, ни хорошего заработка. Пропустишь — в дальнего выстрелишь, но в своего же.
— Когда же все это кончится? Когда против совести не надо будет идти?
— Наладится. Вот станут совнархозы на ноги, наладится.
«Опять вру, опять приспосабливаюсь к удобному, — возразил Егор себе. — Ты же знаешь, что не наладится. Десятки лет нужны, чтобы улеглись новые связи. Все же к черту полетело, что было налажено, теперь вот попробуй. Живем без обратных связей. Слышим только «давай», а чтобы услышать «на», не услышим. С боем берем»…
— Не переживай за них, — сказала Варя, видя, как он помрачнел. — Там есть кому переживать. Поболее тебя куски получают.
Он встал из-за стола, подхватил сына. Славка был легкий, как пушинка.
— Пап, ты больше не поедешь?
— Не поеду, сын. — Егор сказал это легко, не думая, но как радостно вспыхнули глаза Вари после этих его слов. Если бы он видел…
— Тогда я буду тебя брать на реку, — сказал Славка. — А может, даже на рыбалку.
Отец засмеялся. Он давно не смеялся так весело, одобрительно, беззаботно. Ему нравилась в сыне эта вот рассудительность, самостоятельность мышления. Много времени проводит один, до всего привык додумываться сам, свое неизбежное «почему» обращает не к старшим, а к себе.
«Хорошо, Славка, хорошо!»
— Ты в самом деле не будешь больше ездить?
Егор повернулся к жене, и только сейчас увидел, как светятся ее глаза.
— Да, конечно, — сказал он и поверил сам себе.
Славка ни в какую не соглашался спать один, и они легли с отцом на диване. Когда сын уснул, Егор осторожно встал, шагнул к кровати. Под рукой плечо жены, голова. Голова вздрагивала.
Уткнувшись лицом в подушку, жена плакала.
— Варя, что с тобой, ну что?
— Я думала, больной приехал, не идешь.
— Глупая, вот глупая…
Лицо ее было мокрое от слез. И когда он целовал его, на губах Егора оставался соленый привкус.
Вечером Егор сказал Варе:
— Три дня отпуска, кровные, заработанные. Роман подарил. Как ты думаешь, если я и на самом деле их использую? Распилю дрова, съезжу к Иринке в лагерь. Находит такое: скучаю и все.
— Не сидится тебе ни дня дома.
— К вечеру вернусь.
Получил премию, накупил сладостей, мать приглядела Ирине платье — девчонка уже в таких годах, понимает, что к чему.
На самое дно чемодана Егор положил кошелек желтой кожи с изображением флюгера — флажка со звездой и крестом на шпиле. «С улицы Нигулисте, — вспомнил он. — Нина говорила, что кошельки пустыми не дарят. Чтобы вместе с кошельком подарить человеку счастье, надо положить монету. Какую-нибудь. Пусть самую маленькую».