Мэнлиг, пристально смотревший на него во время его речи, насмешливо улыбнулся, но не проронил ни слова. Заметив это, Саган смутился и, будто оправдываясь, продолжал:
– Но время назад не вернешь, и не мы решаем, а боги вершат наши судьбы. А теперь мы исправили свою ошибку, и хотя наследнику Есугея еще не исполнилось тринадцати лет, мы уже дали клятву верности его знамени и от своего слова теперь не отступим: по первому зову, и в летний дождь, и в зимний буран выступим туда, куда он нам укажет… – Он обернулся в нижнюю сторону круга, где сидели его воины, дал кому-то знак. – А сейчас, по старинному обычаю, войско подносит семье своего нойона подарок…
Пожилой воин шел за спинами сидящих и, высоко поднимая на руках, нес маленького, лет пяти, мальчика, разодетого в нарядную шелковую одежду, подбитую голубым беличьим мехом. Тот припухлыми глазами испуганно поглядывал на опьяневших, шумящих в кругу воинов.
Саган принял мальчика, усадил его на правую ладонь и, придерживая другой рукой, высоко приподнял над головой, словно ягненка, показывая всем свой подарок, и с поклоном подал матери Оэлун. Та прослезилась, принимая мальчика, жалостливо взглянула в грустное детское лицо и усадила рядом с собой. Не глядя уже на других, она принялась ухаживать за ребенком, стала кормить его с рук. Расспрашивала, низко склоняясь к нему, перебивая шум голосов:
– Проголодался? Хочешь есть?
Тот кивал, робко косясь ей в лицо. Оэлун нарезала на доске только что принесенную из котла горячую кишку с вареной кровью, придвинула сметану, творог.
– Ешь, бери что хочешь… Как тебя зовут?
– Хучу.
– Живы твои родители?
– Не знаю. Они сели вдвоем на быка и ускакали в лес, а меня не взяли… – Моргая глазами, мальчик беззащитно и доверчиво смотрел на нее.
У Оэлун от острой жалости увлажнились глаза, она крепко обняла его, прижала к теплой груди.
– Теперь я буду твоей матерью, – шепнула она ему в маленькое ушко и поцеловала в голову.
После нескольких чаш за пиршественным кругом стало шумно, тысячники и сотники заводили между собой беседы, вспоминали разные случаи в походе, громко хохотали.
Там, где сидели нойоны, шел свой разговор. Мэнлиг, склонившись и приглушив голос, чтобы не слышали другие, говорил молодым нойонам:
– Вот теперь-то и наступило ваше время. Вы молоды, но силы у вас огромные, а после такой победы над меркитами с вами начнут считаться во всей степи. Будут приходить послы из других племен, предлагать то одно, то другое. Тут вам надо крепко думать: что говорить, как держаться, чтобы не ошибиться, правильно поставить себя перед всеми. Понимаете?