– Вот мы с тобой анды, – сказал Джамуха, отдышавшись, – самые близкие на свете люди. Наши души должны быть ближе, чем у родных братьев, потому что те не дают друг другу такую клятву, какую дали мы с тобой. Так?
– Так.
– А вот, прямо тебе скажу, нет между нами настоящей дружбы. Разве ты не видишь этого?
– Вижу.
– Но почему так? Почему мы не как одна душа, не как одна голова? Разве так мы задумывали, когда побратались?
– Я всегда готов относиться к тебе так же, как раньше…
– Нет! Не ври мне сейчас! – почти крикнул Джамуха, пронзая его горячим взглядом. – Ты не относишься ко мне так, как должен анда. Может быть, ты никогда и не относился ко мне по-настоящему дружески! Сейчас я так думаю, что на самом деле я никогда и не был для тебя андой.
Тэмуджин, опешив, недоуменно смотрел на него.
– Что ты говоришь! Когда это я к тебе относился плохо? Ты или опьянел от одной чаши или у тебя помутился разум.
– Не опьянел я, и разум мой не помутился. Знаю, что ты скажешь: мол, ничего плохого я не сделал, никакого повода не дал, чтобы так говорить. Верно? А ты подумай-ка хорошенько: разве ты меня считал таким же человеком, каким считаешь себя? Вспомни все, что было между нами за это время. Ты ни разу не обратился ко мне тогда, когда скрывался от Таргудая, не приехал ко мне, не подавал вести о себе, а я не знал, что с тобой, где ты находишься. Ты считал, что от меня никакой пользы не будет. А потом, когда приехал просить помощи у моего отца, чтобы забрать дочь у Дэй-Сэсэна, ты не ко мне обратился – не к своему анде, а прямо к моему отцу подошел. А я оставался в стороне, как какой-то несмышленыш, – и это твой анда! Когда меркиты украли твою жену, ты опять же сначала не ко мне обратился, а поехал в такую даль – к кереитскому хану. А ко мне уже после, да и то не сам приехал, а младших братьев прислал, будто к какому-то постороннему: мол, хочешь, иди со мной, а не хочешь, так и не надо, обойдусь без тебя…
Джамуха усмехнулся, ненавидяще глядя на него. Он с силой вытер злую слезу, стекавшую на щеку, и продолжал:
– А ведь ты, когда на тебя напали, мог приехать сначала ко мне, к своему анде, посоветоваться и вместе со мной поехать к кереитам. Но ты не так сделал. Да и там, в походе, ты больше на хана смотрел да на своего Мэнлига, а не на меня. Когда мы вернулись и пировали здесь, на берегу, все тебя расхваливали, как истинного победителя, а я опять оставался в стороне, будто был ни при чем… Как после всего этого, думаешь, я выгляжу перед народом? Как пустой, никчемный человек, которому даже отцовский улус – и тот с помощью анды достался, это ты ведь привел Тогорила сюда, ко мне на помощь. А люди все видят, все примечают! И как я должен теперь на тебя смотреть? Должен быть доволен после этого нашей дружбой?