Мать Оэлун, как было слышно, прошла к юрте сыновей. Скоро громкий ее голос зазвучал глуше – она была уже в юрте, – и почти сразу же донесся тонкий пронзительный вскрик Тэмугэ.
Бортэ вскочила на ноги и, еще не зная, как дальше ей быть, стояла на месте. Крик Тэмугэ повторился снова и почти сразу слился в сплошной пронзительный рев – видно, мать Оэлун не на шутку наказывала его.
Бортэ снова набросила на плечи шубу, вышла наружу. Крики из юрты братьев не прекращались. Она быстро пошла вперед, вслушиваясь на ходу. Сквозь тонкие вскрики Тэмугэ отчетливо слышался резкий и частый свист ремня (мать Оэлун носила с собой витый ремень, которым она в последнее время, с тех пор как они стали жить в курене, часто грозила своим озорным сыновьям за разные проделки).
Она вошла и увидела, как у левой стены на коленях ползал и извивался от боли голый по пояс Тэмугэ, а мать Оэлун с неузнаваемо ожесточенным лицом осыпала его не по-женски крепкими ударами. Спина у того вспухала красными полосами, кое-где кожа порвалась и из ранок просачивалась кровь. Тэмугэ с каждым ударом выгибался, как большая рыбина, выловленная из воды и брошенная на берег. Он тонко вскрикивал, но вопли его слабели, превращаясь в один непрерывный щенячий визг. Лицо его исказилось от боли.
Бортэ испуганно подбежала к матери Оэлун, схватила ее за руку.
– Мать Оэлун, простите его! – крикнула она, падая перед ней на колени, заслоняя собой Тэмугэ. – Он еще мал, потом все поймет и образумится.
Та нехотя опустила поднятую для очередного удара руку и, тяжело дыша, с негодованием смотрела на сына.
– В семь лет – мал? В таком возрасте иные сами себя прокармливают – охотятся на зверя, пасут скот, а этот живет на всем готовом и еще косится на тех, кто кормит его, одевает. А ну, на колени перед невесткой! Кланяйся! – Она взглянула на Бортэ, сурово велела: – А ты встань.
Бортэ поднялась. Тэмугэ все еще валялся на четвереньках, обессиленно всхлипывая под нос.
– На колени перед невесткой! – гневно вскрикнула мать. – Не то прямо тут забью до смерти и выброшу собакам на съеденье.
Она решительно подняла руку с ремнем, готовясь продолжить побои. Тэмугэ испуганно вздрогнул, поспешно встал на колени перед Бортэ.
– Говори: почтенная моя невестка, простите меня, больше никогда не ослушаюсь вас, всегда буду выполнять ваши приказы.
Тэмугэ, глотая слезы, стал повторять.
– Громче!
– …больше никогда не ослушаюсь, всегда буду выполнять ваши приказы, – дрожа голосом, произнес Тэмугэ.
– Кто в прошлый раз говорил о Хучу: «Я, правнук монгольского хана, не обязан играть с меркитским отродьем?»