В одном из бесудских куреней ставшие на постой пришельцы особенно распоясались. Озверев от безнаказанности, они стали хватать и насиловать молодых женщин и девушек, надругались над женой и десятилетней дочерью старшего нойона. К предводителю татарского отряда подошли возмущенные старейшины и потребовали прекратить бесчинства, а тот в ответ приказал живьем зажарить их на кострах. И долго – даже через многие годы – как говорили люди, на месте того куреня пахло жареной человечиной, а ночами слышались жуткие крики замученных стариков…
В течение нескольких дней пройдясь вверх по долине и немного не дойдя до Хурха, в том месте, где Онон поворачивает на северо-восток, татары наконец, нагрузившись добычей, повернули назад. К востоку от этого места по основному течению Онона был угнан почти весь скот, догола ограблены курени, множество людей уведено в рабство. А уцелевшие монгольские воины, так и не дождавшись от своих нойонов никаких призывов и приказов к действию, не зная, где они находятся (те на лучших лошадях бежали быстрее всех), держались разрозненными кучками вблизи своих куреней, прячась за гребнями увалов, по оврагам и лесочкам. Скрипя зубами, они смотрели, как уходят на восток многотысячные татарские колонны, угоняя их скот, жен, сестер, сыновей и дочерей.
Таргудай со своим улусом в это время, недавно вернувшись с Аги, находился всего в полудне пути выше по Хурху. Татары, видимо, об этом не знали, и вражеский набег до него не дошел. Избежав нападения, он на следующий день после ухода татар принес в жертву богам трех лошадей и столько же рабов, утверждая, что это они уберегли его от беды. Получилось так, что больше всех пострадали от врагов именно те улусы, которые осенью первыми откочевали от него и ушли на восток. Те, кто видел в эти дни Таргудая, рассказывали, что он был без ума от радости, пил архи прямо из кувшинов, от души веселился и хохотал.
– Возомнили о себе невесть что, а боги наказали их, указали им место, – ликовал он. – Нечего было от меня убегать. Разбрелись, как бараны без пастуха, вот и стали волчьей добычей. Пусть, пусть их еще пощиплют, пусть на них еще чжурчжени нападут. Это будет им на пользу, наберутся ума, вспомнят, как хорошо было им при мне, да прибредут обратно, никуда не денутся.
Однако Таргудай ошибся в том, что пострадавшие роды вернутся к нему и он по-прежнему будет властвовать над борджигинами. По тем куреням уже вовсю рыскали киятские Алтан, Бури Бухэ и Даритай со своими людьми, призывали нойонов кочевать в другую сторону.
Алтан после того, как обещал Джамухе привлечь на его сторону борджигинские роды, отошедшие от Таргудая, сразу же послал во все ононские курени своих людей, чтобы они выведывали все, что там происходит, и доносили ему. Он выжидал лишь удобной поры – какой-нибудь смуты среди них или такого события, когда тем стало бы уже нечего терять и ему наверняка удалось бы переманить их на Керулен, в улус Джамухи. И такое событие произошло. Как только ему сообщили о татарском набеге, о том, как пострадали от них борджигины, он тут же понял, что пришла пора ему действовать. Через малое время он вместе с братьями и племянниками, взяв многих старейшин и воинов, из тех, что были известны в народе, имели влияние, скакал к пострадавшим улусам.