– Приболели мы от трудов наших… сама понимаешь. – Грустно улыбнувшись, он повернул коня.
Отъехав от юрт Алтана, Даритай подумал, не поехать ли ему вслед за ним, но тут же отказался от этой мысли, решив: «Он и сам все сделает, а вернется, тогда и узнаю, как прошло все дело».
Он повернул коня к айлу Бури Бухэ. На стук копыт вышла жена его Балбархай. Увидев Даритая, она яростно замахала руками, зашипела, подходя к нему:
– Уезжай, уезжай, не буди его, пусть он проспится. Напились вы вчера так, что его как мертвого внесли в юрту. Это ты, наверно, его напоил, кто больше-то? Так чего тебе еще не хватает? Уезжай…
Даритай приехал в свой айл, приказал жене принести малый туес архи, прилег на кровать. Незаметно заснул, а когда проснулся, косой луч с дымохода блестел на верхней половине восточной стены – был почти уже вечер. Даритай вскочил, огляделся; на столе стоял нетронутый туес. Он налил в чашку архи, выпил и, сдерживая нетерпение, вышел.
Алтан на этот раз оказался дома. Он сидел за столом один – понурый, с потухшим взглядом, с опущенными плечами. Перед ним стоял пузатый кувшин и тонко нарезанное холодное мясо. Не взглянув на вошедшего Даритая, он налил себе архи и выпил до дна, утер губы рукавом.
Даритай, изумленно оглядев его, прошел к очагу и сел рядом.
– Что с тобой случилось, брат? Почему такой опечаленный сидишь? Ты там с кем-то поругался… или что?
Алтан все молчал, будто не слышал его.
– Ну, скажи мне, что случилось? Как ты съездил к борджигинам? Да у тебя все лицо потемнело…
– Скажи лучше ты мне, брат Даритай, – тяжелым хрипловатым голосом произнес Алтан. – Вот старается, старается человек, бегает, как собака, жилы себе надрывает, а что в награду? Джамуха сейчас обещал меня живьем в котле сварить. За что? – Голос его дрогнул, он со слезой посмотрел на него. – В чем я виноват перед ним? Неблагодарный он оказался, собака… Вырос на всем готовом, привык, чтобы все ему делали, а он бы только покрикивал…
Даритай испуганно смотрел на него.
– Выходит, не получилось у вас ничего? – И тут же перешел на крик: – Да ты расскажи мне обо всем, что ты как пьяный, лопочешь непонятно что!
– Что тут рассказывать? – Алтан усмехнулся. – Джамуха сейчас меня чуть не зарезал, как тогда своих дядей.
– Почему?!
– Борджигинские нойоны отказались поднимать Джамуху на ханство.
– Отчего они вдруг отказались от такого блага? – оторопело смотрел на него Даритай. – Да ты толком поговорил с ними, объяснил им все, как надо?
– А как еще нужно было им объяснять? Тут же все ясно было. И я им по-монгольски, а не по-хамнигански рассказал, какое у них положение и что нужно сделать, чтобы спасти свои улусы. Но ты же их знаешь, они как овцы, начали метаться: то туда, то сюда, то они согласны, то не согласны… А тут вмешался бааринский старик Хорчи-Усун, стал подговаривать всех, мол, надо хорошенько подумать, посмотреть, а потом и вовсе все запутал: будто он сон вещий видел, и уговорил всех подождать с ханством. Так и уперлись все, а я перед ними один, что я мог поделать? Поехал я к Джамухе, рассказал ему все, а он и набросился на меня, как взбесившаяся собака, стал обвинять, угрожать… за нож схватился, я уж думал, все, сейчас зарежет. Теперь сижу тут и думаю, а не правы ли эти борджигины? С таким, как Джамуха, нельзя жить… Когда он сказал мне, что живьем меня сварит, я и подумал: не-ет, с тобой, как с восточным чертом, опасно дружить, надо другое место искать.