– Почему?
– Воины отвыкли от того, чтобы в мирное время носиться с оружием, да и зима впереди, ведь никто не хочет зря загонять своих коней… За эти годы люди расслабились, потому и не нужно сразу брать их за хребет. Надо год-второй подождать, пусть понемногу привыкнут к порядку, а там уж…
– А там уж нападут враги и разгромят нас! – оборвал его Тэмуджин и откровенно негодующе посмотрел на него. – Как же вы ничего не понимаете? Только на сильное войско можно положиться, а слабое – что его нет вовсе, потому что оно будет разбито при первой же встрече с врагами… Таргудай может начать новую войну или натравить на нас других, раз уже натравил меркитов. Могут и татары напасть, когда узнают, что мы усилились, что сын их врага Есугея поднял знамя, да мало ли врагов в степи? Всегда нужно быть готовыми к отпору, и я не должен вам напоминать об этом. Потому и надо готовить войско сейчас. Хотите или не хотите, а другого пути у нас нет.
– Все понимаю, – вздохнул Саган. – Но лучше хотя бы до весны подождать. Люди только что вернулись из дальнего похода, устали, а тут снова в строй вставать, снова одевать доспехи… Я вам даже скажу, что когда мы с вашим отцом виделись в последний раз, он требовал от нас того же. Но мы, тысячники, отговорили его, убедили, что лучше ослабить подпруги войску, потому что когда на людей нажимаешь через меру, они становятся ненадежны. Поманит их какой-нибудь другой нойон, они и перейдут… – Саган помолчал, вспоминая. – Ведь тогда, за несколько дней до его смерти, так и было: Таргудай пытался переманить воинов, он приезжал к нам, уговаривал. А приманивал он как раз тем, что не будет заставлять воинов выходить на учения, что все будут жить по своей воле, без притеснений.
– И что же воины? – быстро спросил Тэмуджин.
– Все остались верны, никто не перешел к Таргудаю. А пошли мы к нему только потом, когда умер Есугей-нойон и братья его подчинились тайчиутам – нам после этого уже некуда было деваться.
У Тэмуджина вдруг приятно потеплело в груди, он подумал: «Все-таки хорошее войско собрал отец, от таких людей и потомство будет доброе…»
– Войско у нас хорошее, преданное, – говорил Саган, умиротворяюще глядя на него. – Но люди не боги, им послабления нужны. Только что они встали под старое знамя и радуются, а тут мы их заново будем заставлять носиться по холмам… Затоскуют они по вольной жизни.
Тэмуджин некоторое время раздумывал. Слова тысячника будто бы имели какой-то резон.
«А может, и правду он говорит, может, нужно подождать? – подумал он, поддаваясь мнению взрослого воина, но тут же взял себя в руки, отбросил слабость в мыслях. – Если я сейчас послушаюсь тысячника, это станет известно всем остальным, и тогда они повадятся отговаривать меня да уклоняться от моих решений. Надо сразу же пресечь это».