Говоря это, Майский одновременно чёрной гелевой ручкой писал что-то на бланке, после протянул его Сашке.
Тот подошёл к столу, без промедления взял ручку и подписал эту красивую бумажку. Так просто, будто на черновике галочку поставил.
Дашка не сдержалась, подняла голову, посмотрела на него широко открытыми глазами. Вот что его будни, его обыденность. Вот его занятие, которое он исполняет, даже не дрогнув. Лишить силы Дашку… подписать ей приговор… Так просто.
А ей хотелось верить, что она для него хоть что-то значила. Хоть сотую часть того, что значил для неё он.
Она хотела спросить — как ты мог? Но это лицо, знакомое и незнакомое одновременно, горело фанатизмом. Он словно наслаждался хорошо выполненным делом. Такие люди и собственную маму сдадут, не пожалеют.
— В камеру её. — Бросил Майский, не глядя. Аккуратно сунул красивую бумагу в файл и спрятал в стол. — Вечером начнём процедуру. Не кормить.
Сашка подошёл и дёрнул её за руки так, что чуть суставы не вывернул. Дашка не сопротивлялась. Оказавшись в комнате, молча терпела, пока он снимет наручники, отвернулась, когда он запирал дверь.
Может, даже прощалась.
Через время шум за дверью утих. Кажется, пора попытаться хоть что-нибудь сделать? Вечером её лишат силы. Опасность налицо. И что? И почему не просыпается та загадочная её часть, которая должна Служителей словно щепки сносить? Почему она даже не дёргается? Не чувствуется?
Дашка прислушивалась к тому, что внутри и ничего не слышала. Тот инородный предмет, который появился после зелья Безымянной исчез без следа.
Терять было нечего, помощи ждать неоткуда, так что Дашка моргнула и открыла глаза ведьмы.
Все поверхности комнаты были покрыты словно железной сеткой. Она подошла и дотронулась до прутьев — ничего. Не было боли, сетка не била током и не доставляла болезненных ощущений. Просто эта клетка не поддавалась давлению. Не имея материальности, она ничего не пропускала, как настоящая. Ни прогнуть, ни подвинуть прутья Дашка не смогла.
Эти прутья были сделаны из чего-то совершено чужого. Ведьмы владеют сладой — зыбкой и воздушной. Эта материя была словно кость, словно стержень, крепкий негнущийся материал. Как бетон, который принял форму, в которую его залили, и отвердел.
Дашка долго ходила, осматривала стены в поисках какой-нибудь дыры или отверстия, но ничего не нашла.
Потом — раз, услыхала краем уха какой-то звук. Медленно ступая, подошла к двери, которую перекрывала такая же решётка. Дашка моргнула, возвращая человеческое зрение. В двери было оконце и сейчас закрывающая его крышка была откинута. Сашке, видно, пришлось пригибаться, чтобы в него заглянуть.