— Дорин, — сообщила она то, что Киро, похоже, и так поняла. — Неудивительно, что не помнишь: он терпеть не может этого имени. Хотя «Ллей Джорен» по сути такая же фальшивка.
— То есть?
— Ну как же! Помнишь историю с мальчиком-ублюдком, которого выдали за законного сына? Знатный был скандал по ту сторону. Его звали Джорен Ллей, и он бы унаследовал титул лэрда, если бы однажды правда не вылезла наружу. Мальчишке повезло, что мать перед смертью успела сбагрить его людям.
Киро откинулась на спинку стула, утомлённо прикрыла глаза и с силой растёрла виски.
— Но жить с людьми он не пожелал, верно?
— Неудивительно, — отозвалась Адора. Прозвучало так, словно ей изрядно жаль этого Дорина-Джорена. — Он попал в чертог слишком взрослым; таких детей труднее всего социализировать, особенно если они настолько безропотные, ранимые и. ну, ты знаешь Джорена.
— Вернее, я думала, что знаю его, — поправила Киро, не открывая глаз.
— О чём ты?
— Потом расскажу. Он что-нибудь мне передал?
— Только то, что ты найдёшь его там, где всё началось. Не знаю, что он имел в виду.
Киро, судя по её хмуро-сосредоточенному виду, тоже не знала. Но наверняка дознается.
— Ясно. Спасибо, Адди.
Я не стал спрашивать, о чём говорила Адора и что по этому поводу думает Киро. Просто сгрёб со стола пистолет и поднялся, чтобы взять пальто.
— Мачете у тебя с собой?
Она глянула на меня непонимающе, но тоже поднялась, серьёзная и собранная.
— Зачем?
В твоем феятнике есть сидхе, у которых может отрасти новая голова?
Киро задумчиво постучала по губе подушечко й указательного пальца, будто и впрямь пыталась вспомнить. Но в итоге, к моему счастью, покачала головой.
— Не припоминаю таких.
— Отлично. Значит, отрубленная к херам башка — всё ещё лучший способ отправить к праотцам кого угодно. Едем, маршал Хаттари.
— Куда?
— В Ривас-Валли, — ответил я и тут же оценил иронию — именно там Киро вела дело о подмене незадолго до моего появления в Алькасаре. — Там жили Джозеф Паркер и Кэйтлин Вуд, когда им подкинули твоего приятеля. Начнём оттуда.
«Была Гвар Брэйт, прекрасная зимняя леди, и был Иствин Дэй, могучий зимний рыцарь. Звался он карающим мечом, она же — кровавой десницей, держащей его. Ножи их всегда были остры, уши — глухи к мольбам, сердца — холодны как зимняя стужа, черны как зимняя полночь.
Жесток, свиреп и яростен был Иствин Дэй. Вселял он в жалких людишек страх и трепет, и ни один славный воин Сида не рискнул бы поднять против него свой клинок. Но встретил он однажды прекраснейшую из зимних дев, и заронила она семя истинного чувства в его душу, дотоле сухую и безжизненную. Росло то чувство, крепло и ветвилось, точно вековое древо, пока не заполонило всё и вся.