Самое чёрное сердце (Гринберг, Змеевская) - страница 41

Затормозил, подотстал немного, после чего медленно пустил кар следом за ней. Однако не проехал и квартала по пустынной улице, когда незнакомец вдруг свернул в неприметный переулок. Киро последовала за ним. Пришлось остановиться.

Я веду себя странно. Ненормально. Нет ничего адекватного в преследовании своей подчиненной среди ночи — особенно если вспомнить, кто эта подчиненная по профессии. Возможно, она просто преследует подозреваемого, и если дело коснется какого-то важного расследования, я обо всём узнаю завтра или даже сегодня.

Возможно.

Я нервно потёр переносицу. Останься в машине, Люк, подожди, чем всё закончится; если вдруг что случится, ты успеешь...

Куда там — из кара я вымелся резво, успев только схватить с приборной панели комм и достать из бардачка пистолет. Сунул его за пояс, пропустил машину, чей водитель явно не знает о правилах дорожного движения и допустимой в городе скорости, перебежал дорогу и направился следом за Киро.

Переулок, прямо-таки шаблонно тёмный и грязный, оканчивался тупиком. Я в недоумении огляделся — и куда же могла шмыгнуть эта парочка. нелюдей? Не сквозь землю же они провалились? Но затем сообразил. Гламор, треклятый фейский гламор. Наверняка где-то здесь спрятан потайной ход.

Как в дурацком ужастике очутился, честное слово.

Догадка оказалась верна: струны волшебства протянулись вдоль холодной кирпичной стены, указывая путь всякому, кто умеет слушать и слышать. Я умею. Не знаю уж, себе на счастье или на беду.

Пройдя прямо сквозь стену — премерзкое ощущение, должен сказать, — тут же едва не навернулся с низенькой лестницы. Да чтоб тебя. вот уверен, эти чудеса планировки специально для таких незваных гостей, как я. Не свернёшь шею, так спалишься уже у самого порога.

Стараясь ступать как можно более бесшумно, двинулся по тесному длинному коридору — туда, откуда пробивался тусклый зеленоватый свет и слышалась приглушённая речь.

— .. .попомни мои слова, Майред Мор, — донеслось до меня злобное, явно нечеловеческое шипение, — все мерзости, что совершила ты против своего народа, ещё вернутся тебе сполна.

— Вы не мой народ, зубастая ты гадина. И потом, мерзостью больше, мерзостью меньше. Кто вас, лепреконов, считает?

Голос вроде всё такой же, мелодичный и нежный, с уже привычным мягким акцентом, — но вот тон совсем незнакомый. Чуждый. Опасный. По коже прокатилась волна озноба, но тут же сменилась чем-то иным, тёмным и жарким. и явно неуместным, да.

— Мнишь себя человечкой? — гадливое хихиканье лепрекона наждаком прошлось по слуху, заставив скривиться. — Волк в овечьей шкуре нипочём не станет овцой, Майред Мор. Кровь не водица, так людишки болтают.