— Каждый день Ирелии состоял из борьбы. Мало что приносило ей утешение, поэтому она сбегала в свой маленький мирок.
Воцарилось недолгое молчание.
— На вершине мира тяжелее, чем в самом низу. Потому что сильнее тянет к солнцу, — внезапно сказал Одиссей. — Хочется бросить всё и спрыгнуть с лестницы вверх. Ты знаешь, что упадёшь и разобьёшься либо взлетишь и сгоришь, третьего не дано. Но прыгнуть кажется правильным, а продолжать взбираться по лестнице — нет. И чем выше ты забрался, тем сильнее становится этот соблазн.
— Что? — опешила Ана.
— Это цитата из последнего арта Ирелии, «Старое зеркало», — пояснил детектив. — Судя по сборам и отзывам, «Зеркало» стало самой непопулярной из её работ. Все восторгались актёрской игрой Ирелии, а вот философские идеи произведения многим оказались не по разуму и не по душе.
— Верно, — кивнул демон. — Но «Зеркало» не последний арт Ирелии Кан. Последний она создавала перед тем, как умереть. И без неё этот замысел не воплотить.
— А жаль, ведь этот арт был бы обречён на успех, — без улыбки заметил Одиссей Фокс.
Демон уставился на него пылающими углями глаз, словно подозревал насмешку. Ана тоже посмотрела на сыщика с удивлением, ведь издевательство никогда не входило в его привычки — хотя ирония их не покидала.
— К теме последнего творения Ирелии мы ещё вернёмся, — пообещал детектив. — А сейчас я просто хотел заметить, какой хороший у неё сценарист. Такие яркие и красивые слова.
— Хелла, — отчего-то помедлив, кивнул демон. — Бессменный нарратор Ирелии Кан. Она была с ней с самого первого арта и до последнего. Независимо от контрактов со студиями, мы всегда работали с Хеллой.
— Не терпится с ней познакомиться, — без улыбки сказал Одиссей. — Но вернёмся к вопросам. Ты ведь знаешь, что было в маленьком закрытом мире Ирелии Кан?
— Знаю.
— Но не скажешь, потому что она хотела это скрыть.
Демон промолчал, ведь на риторические вопросы не отвечают даже ИИ. Ну, разве что Гамма.
— Почему ты выглядишь именно так, что всё это значит? — спросила Ана. — Расскажи то, что можешь рассказать.
— В нашем детстве я выглядел, как маленький принц космоса, — прошелестел демон. — Но жизнь оставляла в душе Ирелии раны, и они отражались на мне. Постепенно я становился таким.
Звездочёт развёл руками, без стеснения открывая себя.
— Но моя хозяйка считала, что даже такой я красив. Она говорила, что когда шрамы остаются на мне, они заживают на ней. Иногда она гладила какую-нибудь рану и вспоминала пережитое, с улыбкой.
Ана не справилась с собой и покачала головой. В её волосах переливалось зелено-синее сострадание, но его захлёстывали серые волны смятения и ярко-голубые всполохи протеста.