Клюква почувствовал свою победу в споре.
— Вы согласны, командор, верно? Согласны, что мир ничего не потеряет, если уничтожить каданцев? Всех до единого?
— Мы все что-то потеряем, если уничтожим каданцев. Человечность? Самих себя? Как знать?
Того как прорвало — ещё бы, обожаемый командор, авторитет во всех областях, ответил на подначку, выслушал твоё мнение и вступил в диалог. Значит, можно его переубедить, доказать, что и сам не лыком шит.
— Нет! Вы не с того начинаете, командор. У нас есть цель. Сейчас мы должны убить определенного человека. Это начало.
— Убить. Опять убить… кого бы то ни было, — с горечью, которой он не хотел показывать, ответил Девис. — В начале не может быть смерть, даже заслуженная. А кому решать, заслуженная или нет?
— Да, убить! Мы решили, раз и навсегда. Уничтожив убийцу, тирана, который поднял руку на базу беззащитных учёных и больных, мы сделаем правильно!
— Мы не знаем, зачем он это сделал. Почему избрал такой путь. Наверняка, существуют уважительные причины.
— Да какая разница! — почти крикнул Клюква. — Что вы такое говорите, командор?!
— Тихо, не вопи. Не забывай, что мы тут не просто так на травке прохлаждаемся… Но ты не понял меня. Я говорю, что у него наверняка существует оправдание, для себя, для других. Веские причины поступать согласно собственным убеждениям. Как у любого из нас.
— Это я знаю, нас обучали в академии! Стандартное управление одним разумом или массами, неважно, главное, управлять. Вспомните теорию. Нам промывают мозги наша верхушка, им наверняка промывают мозги их лидеры и каданцы ненавидят нас не меньше, чем мы их и наверняка не станут плакать, исчезни агранцы раз и навсегда. Это так примитивно, любой курсант знает.
— А если… — раздался негромкий женский голос.
Девис посмотрел на голову, все еще склоненную. Голос звучал неестественно напряжено.
— Что если тебя научили ненавидеть врага за то, что он не сделал? Просто ненавидеть за то, что он враг, он так называется, значит, заслуживает смерти. Неважно, кто под этой биркой. А если… представь, что если ты… ненавидишь не потому, что тебя научили, а потому что враг действительно сделал нечто ужасное? Что если враг заслужил свою смерть? По настоящему, безо всякой пропаганды?
— Тогда убийство, возможно, будет приносить удовольствие, — усмехнулся тот.
— Хорошо… А если… речь не о врагах? Что если кто-то из твоих близких, твоих друзей или соседей на самом деле оказался тем самым страшным злом, которое приписывали врагам? Если монстры не на той стороне, а на твоей собственной? Например, — Мима повернулась к Девису и её широко открытые глаза заблестели от слёз. — Например, твой командор? Что тогда?