Владимир Пяст, который считался поэтом-символистом и был обязан Блоку очень многим, всем и всюду рассказывал, что перестал подавать ему руку, и что «Двенадцать» написаны потому, что в Блоке зашевелился «демон извращенности» и адское наваждение «заволокло его очи». Близкий родственник Блока поэт Сергей Соловьев, ставший к этому времени православным священником, обозвал его святотатцем, воспевающим «современный сатанизм». Еще один бывший друг, Георгий Чулков, заклеймил Блока как «безответственного лирика», который не имеет ни малейшего представления о том, что такое революция. Он публично предположил, что музу Александра Блока «опоили зельем», и она, «пьяная, запела, надрываясь, гнусную и бесстыдную частушку».
Даже старый друг и соперник — поэт Андрей Белый предостерегал Блока:
«По-моему, Ты слишком неосторожно берешь иные ноты. Помни — Тебе не “простят” “никогда”… Будь мудр: соединяй с отвагой и осторожность».
Непримиримый враг большевиков писатель Иван Бунин не сомневался, что «”Двенадцать” есть набор стишков, частушек, то будто бы трагических, то плясовых, а в общем, претендующих быть чем-то в высшей степени русским, народным». По его убеждению, Блок задумал воспроизвести народный язык, народные чувства, но вышло нечто совершенно лубочное, неумелое, сверх всякой меры вульгарное. «Блок открыто присоединился к большевикам… — писал Иван Александрович. — Песенка-то вообще нехитрая, а Блок человек глупый. Русская литература развращена за последние десятилетия необыкновенно… В Жмеринке идет еврейский погром, как и был погром в Знаменке… — это называется, по Блокам, ”народ объят музыкой революции — слушайте, слушайте музыку революции!”».
С великим Буниным была полностью согласна и поэтесса Зинаида Гиппиус, которая еще в октябре семнадцатого писала:
Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой.
Смеются пушки, разевая рты…
И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой,
Народ, не уважающий святынь.
Она много раз называла Блока предателем и считала появление его поэмы «неприличным жестом». В общем, «ненавижу грядущего хама», как заявил когда-то Мережковский — муж поэтессы, знаменитый литератор и бывший приятель Александра Блока. А профессор-филолог Зелинский, в прошлом любимый университетский преподаватель Блока — тот вообще во всеуслышание завил, что для него Блок «кончен как поэт»…
Где-то рядом навзрыд заплакал какой-то парень. Его ласково и любовно утешал женский голос, но слов было не разобрать, и от этого окружающим становилось немного не по себе. Музыкальная машина, как на заказ, проиграла известный романс «Пожалей ты меня, дорогая». Вильгельм налил еще, они снова выпили, и на этот раз самогон пошел немного легче.