Пожалуй, единственное, что он прочел тогда с поразительным жаром, было первое стихотворение цикла «Пляски смерти»… и зрителям стало до боли очевидно — он рассказывает про себя.
Блок собрался уже уходить в Итальянское общество, где его ждало еще одно, третье за этот вечер выступление, как вдруг кто-то из публики крикнул, что прочитанные им стихи мертвы.
Поднялся шум. Зрителю, выкрикнувшему эти слова, предложили выйти на эстраду. Тот вышел и попытался то ли повторить брошенные из зала слова, то ли объяснить их, — но кругом стало так шумно, что невозможно было ничего разобрать. Друзья Блока, опасаясь, что он может попасть в эту свару, окружили его плотным кольцом, провели к выходу и всей толпой проводили в Итальянское общество…
Сам Блок рассказывал о произошедшем скандале как будто бы равнодушно:
— Человек этот прав, — пожимал он плечами. — Я действительно стал мертвецом, я совсем перестал слышать…
С каждым днем пребывания в Москве самочувствие Блока ухудшалось.
Не улучшали его состояния и не слишком удачные хлопоты, связанные с выездом за границу.
Поэт занимал должность заместителя председателя литературного отдела Народного комиссариата просвещения, однако даже это не могло ему помочь. В Москве Блок лично передал Луначарскому письмо от Максима Горького:
«Дорогой Анатолий Васильевич!
У Александра Александровича Блока — цинга, кроме того, последнее время он находится в таком повышенно нервозном состоянии, что врачи и близкие его боятся возникновения серьезной психической болезни. А также участились припадки астмы, которой Блок страдает давно уже.
Поэтому не можете ли Вы похлопотать для Блока — в спешном порядке — выезд в Финляндию, где я мог бы помочь ему устроиться в одной из лучших санаторий?
Сделайте все, возможное для Вас, очень прошу!
Жму руку. А. Пешков».
Луначарский обещал помочь, однако дело встало. Как объяснил поэту в доверительном разговоре сам народный комиссар просвещения, вследствие участившихся случаев невозвращения из-за границы в Советскую Россию деятелей культуры разрешение этой проблемы было передано в ведение Особого отдела ВЧК. Ситуация осложнялась еще и тем, что целый ряд музыкантов, артистов, писателей и поэтов успели вывезти за границу с собой также членов семьи, а затем прямо встали на путь клеветы против РСФСР и антисоветской пропаганды, заняв откровенно враждебную позицию. В качестве примера называли композитора Рахманинова, профессора Левинсона, поэта Бальмонта…
Поэтому в настоящий момент на обсуждении стоял вопрос о возможности в принципе не выпускать семьи граждан Советской России вместе с теми, кто все-таки получит разрешение на выезд за рубеж. Наркому просвещения планировалось выделить квоту на временный выезд за границу представителей всех видов искусства — пять лиц сроком не свыше, чем на четыре месяца, по согласованию с Иностранной секцией Особого отдела ВЧК и секретариатом ЦК. После возвращения каждого из этих пяти лиц нарком просвещения будет иметь право посылать в очередь другое лицо, стоящее в списке кандидатов. Нарушение слова и уход за границу навсегда автоматически закупорит соответственную очередь…