— Да, к мужу приходила женщина по фамилии Канель, — вмешалась, на правах хозяйки дома, Любовь Дмитриевна. — Мы ее раньше не знали. Кажется, она терапевт или какой-то администратор в системе Лечебно-санитарного управления Кремля.
— При исследовании больного я обнаружил следующее: температура 39 °C, жалуется только на общую слабость и тяжесть головы, — продолжил доктор Пекелис, почти не сверяясь со своими записями. — Со стороны сердца увеличение поперечника влево на палец и вправо, шум не резкий у верхушки и во втором межреберном промежутке справа. Аритмии не было, отеков тоже. Со стороны органов дыхания и кровообращения ничего существенного не обнаружено. Тогда же у меня явилась мысль об остром эндокардите, как вероятном источнике патологического процесса, быть может, стоящего в непосредственной связи с наблюдавшимся у больного в Москве заболеванием — по-видимому, гриппозного характера. Принятые меры не дали, однако, улучшения, процесс заметно прогрессировал; помимо этого стали обнаруживаться еще и тягостные симптомы значительного угнетения нервно-психической сферы.
— Что вы имеете в виду, коллега? — Второй из приглашенных на консилиум врачей, Эрнест Августович Гизе, также имел степень доктора медицины, четверть века назад окончил с отличием Военно-медицинскую академию и давно уже стал ведущим специалистом по разного рода душевным и нервным болезням.
— Нерешительность, постоянные сомнения в своих силах, повышенная впечатлительность и мнительность… — пояснил Александр Георгиевич. — Все это у больного сопровождалось чрезмерной опасливостью, избыточной добросовестностью в мелочах, а также навязчивыми мыслями и страхами.
— Психастения, — доктор Гизе перевел взгляд на жену Блока. — Право слово, голубушка, Любовь Дмитриевна… стоит ли удивляться? Если всем нам, нашему нервно-психическому аппарату, предъявляются в это сложное время особые требования — то нет ничего удивительного в том, что именно он и должен был стать, если можно так выразиться, местом наименьшего сопротивления для такого замечательного поэта, как ваш муж.
— Саша не только сейчас… он всегда был болезненно мнительным, — покачала головой Любовь Дмитриевна. — Еще в двенадцатом или в тринадцатом году он внушил себе, что у него цинга. Прямо вбил себе в голову…
— Нет и не было у него никакой цинги, — тяжело вздохнул доктор Пекелис. — Ну откуда ей было взяться? Насколько я понимаю, питался больной всегда хорошо, и даже сейчас — вполне полноценно?
— Мы делали все возможное…
Сахар, белая мука, рис, лимоны — все необходимое у поэта имелось. Но чтобы это получить в голодающем Петрограде, жене Блока приходилось идти в Губздравотдел за резолюцией, затем отправляться в Петрогуб-коммуну, а все недостающее докупать у спекулянтов на базаре.