Она переворачивает страницу, тихо выдыхая.
-Мне казалось, что я живу в тени своей дочери, и твой отец, конечно, никогда не помогал. Он говорил тебе прыгнуть, а ты спрашивала, как высоко, отчаянно желая быть идеальной маленькой девочкой в глазах этого мужчины.
Мои щеки горят, стыд ложится мне на плечи, давит на меня, как цементный кирпич.
-Когда твой отец встретил Кэла, мы могли сказать, что он нуждался... ну, очень сильно. Его мать только что умерла, у него не было другой семьи. Итак, мы приняли его, заставили почувствовать себя одним из наших. - Сглотнув, она, наконец, поднимает глаза, встречаясь со мной взглядом через комнату. - Я помню, как в первый раз почувствовала, что, возможно, он был смущен своими чувствами ко мне, пытаясь разобраться в них, и я... воспользовалась этим. Впитала все внимание, которое он мне уделял, потому что твой отец определенно ничего мне не давал. Было приятно, после того как у меня были ты и Ариана, снова чувствовать себя желанной. Когда я узнала, что он решил жениться на тебе, я просто... не могла в это поверить. Не потому, что ты не была милой, но вот ты здесь, делаешь именно то, чего я всегда боялась: забираешь все, что когда-то принадлежало мне
-Так вот почему ты выдвинула версию о похищении? Чтобы наказать меня за то, в чем даже не было моей вины?
Она кивает.
-Я подумала, что если мир отвернется от вашего союза, может быть, он вернет тебя. Даже заставила твоего отца послать людей, чтобы избить тебя, думая, что, может быть, Кэл поймет, что прыгнул выше головы.
От этого откровения к моему горлу подступает свинцовая тяжесть, и я делаю глубокий вдох, пытаясь не обращать внимания на охвативший меня первоначальный шок. Конечно, папа организовал это. Вот тебе и преданность крови.
-Ты когда-нибудь думала, быть может, я не хотела возвращаться? Или что ничто из того, что произошло между нами, не имело к тебе никакого отношения?
-Я знаю, что для тебя это не имеет смысла, - говорит она, пренебрежительно махнув рукой. - Ты не знаешь, на что способны люди, когда они влюблены.
Тошнота пузырится у меня в животе, сворачиваясь, как испорченное молоко. Это подталкивает меня вперед, мой интерес к тому, чтобы услышать то, что она хочет сказать, полностью угасает, поскольку начинает казаться, что она переходит к слезливой истории, просто чтобы заработать очки сочувствия.
Когда я подхожу к краю кровати, поднимая руку, одним движением рассекая воздух; моя ладонь встречается с пожелтевшей кожей ее скулы, и она вскрикивает, поднимая предплечье, чтобы блокировать меня.