– Почему он не сказал об этом следователю?
– И что дальше? У пацанов предки крутые, все москвичи. Они вон на мотобайках гоняли, бабки спускали только так. А у Валерки временная регистрация, еще и инвалидность теперь. С кем судиться и на какие шиши? Да и не мог он ничего доказать. Слова, что слова? А соседи все были в сговоре, и все в один голос твердили: так ему и надо. Его ведь предупреждали. Надо было послушать. Усыпил бы пса или в питомник отдал. Родителям, наконец, отвез. Я знаю, мать у него жива, где-то в провинции прозябает.
– И что случилось с собакой, пока Валерий был в больнице?
– А что случилось? – Кравцов отвел глаза. – Маруся съехала, у нее наконец срослось. Закономерно все.
– Я не про женщину, про собаку.
– Ну, подохла. – Кравцов упорно не смотрел на Любу.
– Ее отравили?
– Скорее не кормили, – криво усмехнулся Кравцов. – Маруся ключи соседям кинула: теперь это ваша печаль. А у меня самолет. Валерка в больнице. Она ему врала, что все хорошо, собачка в порядке, соседи присмирели. Ей уже все по фигу было.
– И что соседи?
– А что соседи? Да ничего. Охота им кормить чужого пса, который их к тому же до печенок достал.
– А вы? – Люба в упор посмотрела на Кравцова.
– А я, гражданочка, ничего не знал. Мы с Миленой в Таиланде отдыхали. Почти месяц там болтались.
– У вас потому и показания не сняли. Вас не было в России. А ведь вы все знали.
– Что знал? – напрягся Кравцов. – Про соседей? Ничего я не знал. Ну, говорил мне Валерка. Может, врал. А про собаку я вообще ничего не знал. Откуда?
– Она умерла от голода?
– Да кто ее знает? – Кравцов пожал плечами. – От голода, от тоски.
– Горелов ведь вам звонил. Беспокоился о своем друге.
– Ну, звонил. Так я в Тае.
– И вы ему соврали. Мол, все в порядке, пса кормят.
– Не докажете, – усмехнулся Кравцов. – Ничего я ему не говорил. Или нет: говорил. Езжай домой, говорил, там проблемы.
– А он не мог, сил не было. Переломы, сотрясение мозга. Маруся писала ему в вотсап, что кормит пса уже, когда была в самолете?
– Бери больше: из-за границы. Ей тоже не хотелось проблем. Собака какая-то. Поверьте, всем стало лучше, когда она подохла.
Люба представила себе картину: пес заперт в душной квартире, где окна задраены. Дверь изнутри исполосована его когтями. Он ее грыз, бился в нее, пытаясь выйти, отчаянно выл, пока силы были. Или молча лежал и умирал, тоскуя по хозяину?
Как же там небось воняло! Пес ведь все изгадил. А хозяева квартиры даже и не знали, что там происходит. Деньги получили – и в тот же Тай. Зимовать в тепле у моря. Или во Вьетнам.
Понятно, почему у Горелова такая душевная травма. Он, когда вернулся из больницы, такое увидел! И как только соседи все это вытерпели? Или мертвая собака не успела протухнуть? Какое жестокое время, и люди стали жестокие.