Влияние массового туризма на образ жизни внутреннего моря было весьма значительным. Хотя деньги принесли процветание многим доселе испытывавшим экономические трудности районам. Прикосновение Мидаса не обошлось без вредного влияния. Обычаи, привычки, нормы поведения, пережившие века и составлявшие суть жизни страны или острова, стали блекнуть и увядать под влиянием новых гостей. Их отпускное настроение вкупе с моралью «снисходительных обществ» часто приводило к возникновению поведенческих моделей, о которых раньше никто не помышлял. Рыбак с Родоса, открывая платиновую пачку сигарет, теперь говорил: «Я больше не выхожу летом в море для рыбной ловли; а зачем? Ведь теперь вокруг так много богатых шведских дам». А на Сицилии женщин со свободной моралью называют una Inglesa. Самолеты, газеты, телевидение, музыкальные автоматы и транзисторные приемники изменили образ жизни людей ничуть не меньше, чем завоеватели и пиратские набеги в прошлом. Море быстро становилось международным, одновременно лишаясь своей индивидуальности.
Североафриканские страны пока еще не затронуло влияние туризма. Причины – нестабильная обстановка в них и антиевропейские настроения, уходящие корнями в колониальное прошлое. Это делало их непривлекательными для гостей. К примеру, Александрия, снова ставшая за годы британского правления в Египте многонациональным и очень привлекательным городом на этом море, пришла в упадок и превратилась при арабах и турках во второстепенный порт, где кости древности ясно виднелись под кожей современности. В гавани, где раньше стоял британский и французский флот, теперь лениво покачивались на якорях русские суда. Новой силе еще предстояло узнать, что тот, кто вмешивается в дела Египта и Ближнего Востока, всегда обжигается. На другом конце моря Алжир, некогда процветавший благодаря пиратству, а потом снова вернувший процветание благодаря Франции, тоже переживал упадок, став независимым, но не идущим на компромисс. Многие из независимых государств на самом деле неуклонно тонули. Только финансовая помощь и благоприятные торговые соглашения с их бывшими хозяевами не позволяли им скатиться в анархию.
Только Гибралтар, расположенный на воротах моря, остался преданным Британии. Жители скалы не пожелали отдавать свою судьбу в руки испанцев, поскольку ясно видели, что уровень их жизни выше, чем у соседей. Престарелый испанский диктатор, генерал Франко, умасливал и подкупал, использовал экономическое давление, но так и не заставил гибралтарцев пожертвовать своим процветанием и свободой. Британия, строго говоря, не слишком интересовалась своей прежней колонией – разве что сохранилась некая эмоциональная связь, но справедливости ради британцы поддержали требования гибралтарцев. Тем временем в штабе Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке многочисленные недавно появившиеся нации и народности требовали, чтобы Британия вернула Гибралтар испанцам. Эту идею жители Гибралтарской скалы категорически отвергли. Таким образом, во второй половине XX века повторились те же глупости, которые были характерны для Лиги Наций. Даже Клеон Афинский, вероятно, не смог бы сдержать улыбки, слушая рассказ о демократическом форуме, который дал независимому государству Мальта с населением 330 000 человек такое же право голоса, как Италии, Испании и Франции.