XII
Плывет. Куда ж нам плыть?
(Из стихотворения «Осень»)
Но любая приостановка, замирание вдохновения вызывает опасение, что дар может и не вернуться. В этом же письме есть и такое его замечание: «Давно девиз всякого русского есть чем хуже, тем лучше».
В приведенном отрывке из пушкинской «Осени» невообразимо прекрасен финал: вопрошание самого поэта у своего гения — куда же он его влечет? Что откроет в мире? Нельзя отделаться от впечатления, что Пушкин каким-то своим особым, «метафизическим» зрением увидел тот самый корабль национальной культуры и государственности, который все время определяет для себя вектор своего движения и не может выбрать что-то одно. Но, может быть, в этом своем постоянном вопрошании и кроется творческая самобытность русской жизни?
Июнь 1823 — июль 1824. В. Л. Давыдову. (Черновое). Кишинев — Одесса.
Люди по большей части самолюбивы, беспонятны, легкомысленны, невежественны, упрямы; старая истина, которую все-таки не худо повторить. Они редко терпят противуречие, никогда не прощают неуважения; они легко увлекаются пышными словами, охотно повторяют всякую новость; и к ней привыкнув, уже не могут с нею расстаться.
Этот абзац из чернового письма к В. Л. Давыдову Пушкин специально отчеркнул, думая, вероятно, перенести его в другое место. Это место сильно напоминает максимы, распространные именно во французской традиции и представленные именами Монтеня, Лабрюйера и Ларошфуко, которых, без сомнения, он читал в оригинале. Но это обобщение несколько иного плана, чем художественное замечание, или, того пуще, художественный образ, — это максима на русский лад с русским же скепсисом и известной категоричностью.
Первая половина ноября 1824 года. Л. С. Пушкину. Из Михайловского в Петербург.
Не забудь Фон-Визина писать Фонвизин. Что он за нехристь? Он русский, из прерусских русский.
Начало 20-х чисел ноября 1824 г. Л. С. Пушкину. Из Михайловского в Петербург.
Образ жизни моей все тот же, стихов не пишу, продолжаю свои «Записки» да читаю «Клариссу», мочи нет какая скучная дура!
Около 20 декабря 1824 года. Л. С. Пушкину. Из Михайловского в Петербург.
Христом и Богом прошу скорее вытащить «Онегина» из-под цензуры — слава, — деньги нужны. Долго не торгуйся за стихи — режь, рви, кромсай хоть все 54 строфы, но денег, ради Бога, денег!
В этом состоянии поиска постоянного источника доходов с Пушкиным может сравниться лишь Достоевский, который, за малым исключением последних лет своей жизни, в нем пребывал всю свою жизнь, стремясь обеспечить самому себе и своему семейству достойное проживание.