Защитник Луи Пико мэтр Готье обратил внимание суда на то, что его клиенту во время следствия сначала предлагали 200 луидоров за информацию о месте жительства Жоржа Кадудаля, а когда тот отказался отвечать, принесли ружье и его затвором стали сдавливать пальцы. В доказательство Пико показал свои искалеченные руки.
— Как могло получиться, что вы впервые говорите об этом обстоятельстве? — спросил его судья Тюрьо.
— Черт возьми! — закричал Пико. — Да вы прекрасно об этом знали! Вы же сами были у меня в камере и сказали, что все уладите!
— Первый раз об этом слышу, — возразил ему Тюрьо.
— Я боялся, что они снова начнут меня пытать.
— Пико! — крикнул государственный обвинитель. — Вы можете говорить неправду, закон не обязывает свидетельствовать против себя, но вы должны вести себя более уважительно по отношению к суду.
— Ничего себе! — в ярости закричал в ответ Пико. — Уж не хотите ли вы, чтобы я еще поблагодарил вас за это! Ну хорошо, огромное спасибо!
Жорж Кадудаль, до этого всецело погруженный в свои мысли, не удержался и голосом, полным сарказма, поддержал своего бывшего слугу, назвав судью Тюрьо цареубийцей. Потом он повернулся к жандарму, стоявшему у него за спиной, и попросил:
— Как противно произносить это имя. Дайте мне стакан водки, я хочу прополоскать рот.
После этого внимание суда переключилось на Жоржа Кадудаля. После короткого выступления своего адвоката мэтра Доммаже тот сказал:
— Я могу лишь немногое добавить к словам моего уважаемого защитника. Например, то, что я спокойно мог развязать новую войну в Вандее, но не сделал этого. Это доказывает то, что я хотел мира для Франции. В Англии мне казалось, что общественное мнение во Франции склоняется в пользу Бурбонов. С несколькими моими друзьями я приехал сюда, чтобы лично в этом убедиться. Можно ли это назвать заговором? Я что-то не слишком силен в новом французском законодательстве. Вы, господа, разбираетесь в этом лучше меня. вам и судить.
* * *
Чтобы не повторять каждый раз одну и ту же формулировку, которую председатель суда должен был обратить к каждому из подсудимых по завершении судебного процесса, ограничимся лишь их последними словами, представляющими наибольший интерес.
Генерал Моро:
— Ничто на этом процессе не свидетельствовало против меня. Ясно как божий день, что я никогда не принял бы никаких предложений от бывших французских принцев. Единственное, что существует у суда против меня, — это показания пары свидетелей, но они явно продиктованы следователями.
Генерал Ляжоле:
— Мне никто никогда не сообщал никакого плана заговора, поэтому я не могу считать себя заговорщиком. Мне кажется, что мои рассуждения логичны.