Все, кроме Хейзел. Она просто стояла, опустив руки, и смотрела на него.
А потом появились они. Слёзы.
Чуть раньше она не дала им потечь. Она сохранила их все для этого момента, для идеальной аудитории. Вот теперь хляби разверзлись. Но даже сейчас упало лишь несколько слезинок.
– Я больше не могу! – в ярости закричал Алек и, словно подхваченный ветром одержимости, бросился прочь с места своего худшего преступления. Он разрушил всю вечеринку до основания – именно так, как все и предсказывали. Он сделал всё, чтобы переиграть сестру, но в конце концов она всё равно победила.
И если этого недостаточно, то она ещё и реально заставила его поверить – на кратчайший миг! – что она действительно такая хорошая, какой притворяется. И что хотела на самом деле с ним подружиться.
Громко топая, Алек пронёсся мимо удивлённых сотрудников, толпы друзей своей сестры – в том числе Шарлотты, которую вот-вот должно было стошнить, потому что кто-то, проигнорировав все предупреждения, всё-таки накормил её шоколадом, – и пары Одиноких Фредди, даже не замечая их.
Он не останавливался, пока не пробежал как минимум через три двери и оставил какофонию из детских криков, игровых автоматов, звона и пения далеко позади. Он оказался где-то в тесном лабиринте коридоров, составлявших служебную часть семейной пиццерии «У Фредди Фазбера».
Он наконец замедлил шаг, чтобы перевести дыхание, но, лишь полностью остановившись, понял, почему никак не может выдохнуть. Он хватал и хватал ртом воздух.
Всё потому, что он всхлипывал. Как маленький ребёнок. Как капризный сопляк.
Он встал к стене и врезался в неё спиной, потом ещё раз, прижимая подбородок к груди, чтобы плечи приняли на себя весь удар.
– Это не я виноват, – снова и снова повторял он. – Это не я виноват.
Но чем больше он произносил этих жалких слов, тем лучше понимал, что это неправда. Это он виноват. Во всём. Он испортил вечеринку, испортил жизнь Хейзел, испортил все свои пятнадцать лет, искренне считая, что все против него что-то замышляют. Закрыв глаза, он снова и снова бился спиной в стену, представляя себе слёзы в глазах Хейзел, морщины на мамином лбу, папу, разочарованного качающего головой.
Наконец он настолько устал, что перестал биться о стену, – и только тогда понял, что на самом деле это не стена, а дверь. А то, что он считал звуками собственной истерики, на самом деле доносится с другой стороны двери – какой-то громкий стук.
Прижавшись головой к двери, чтобы прислушаться, он оглядел коридор, чтобы убедиться, что никто не идёт, а потом вбежал в комнату со странными звуками.