В гигантском контейнере за спиной снова что-то застучало, и ему очень хотелось отойти подальше, но он не мог двинуться. Все мышцы вдруг одеревенели.
– Ты слышала? – услышал Алек вопрос Хейзел, стоявшей за дверью.
«Да! – закричал Алек. – Здесь! Загляните сюда!»
Дверь открылась, но он не мог заглянуть за стеллаж. Он видел лишь медведя, буравившего его новыми голубыми глазами.
– По-моему, мы не должны сюда заходить, – сказала мама.
Он ещё никогда не испытывал такого облегчения, слыша её голос.
– Мам, посмотри! – сказала Хейзел.
На мгновение сердце Алека заколотилось. Они увидели его. Он их не видел, но, возможно, они его видели.
«Может быть, у меня какой-то припадок?» – подумал он.
Но неважно. Теперь мама и сестра помогут ему.
Но почему они не говорили с ним? Почему не прошли к стеллажу?
– О-о, видишь? – сказала мама. – Говорила же, мы его найдём.
«Его? Вы же не нашли меня! – отчаянно попытался крикнуть Алек. – Я здесь! Здесь!»
Стук в контейнере прекратился, как только открылась дверь. Почему сейчас? Почему обитатели контейнера не могут поднять шум сейчас?
– Он просто… бросил его сюда, – проговорила Хейзел. В её голосе звучала такая боль, что Алек почувствовал себя мелким, самым отвратительным в мире тараканом.
– Хейзел, – мягко сказала мама. – Он любит тебя. Я знаю, любит. По-своему, но он любит тебя. Так же, как мы любим его.
К горлу Алека подкатил ком. Наступил тот самый момент. Он сейчас должен наконец-то сказать им, как ему жаль, как он не прав, как многое упустил, отчаянно желая верить, что на самом деле он в семье чужой.
Теперь он чувствовал лишь одно – что оказался в ловушке где-то… внутри.
– Пойдём, милая. Вечеринка скоро закончится. Доедим торт, а?
– Подожди, – сказала Хейзел.
«Пожалуйста, посмотри на меня, – безмолвно взмолился Алек. – Посмотри на меня».
– О, не беспокойся за лапу, милая. Я её пришью, когда мы приедем домой, – сказала мама.
А потом он услышал самый худший звук. Хейзел подавила всхлип.
– О, милая… – вздохнула мама.
– Он ненавидит меня, – сказала Хейзел.
– Он тебя не ненавидит. И никогда не ненавидел.
Но тут вот в чём штука. Алек действительно ненавидел её. Это худшее, самое ужасное признание, что он когда-либо делал, но ему даже не пришлось в этом признаваться – сестра и так всё знала.
Но она не знала – он не сказал ей, когда должен был, – что теперь он её не ненавидит. Если бы он хотел рассказать свой самый тайный и мрачный секрет, то сказал бы ей, что ненавидит себя намного больше, чем когда-либо ненавидел её.
А в последнюю неделю он любил себя куда больше, чем в любой другой день, начиная с рождения, потому что провёл эти дни, плетя интриги вместе с Хейзел.