Приютили его родственники, они позже и посоветовали выпускнику средней школы поступать в медицинский институт: вероятность ареста велика, а медику в лагере выжить легче, ему там работа всегда найдется, даже если диплом врача получить не успеет.
Диплом Ленинградского медицинского института Аксенов получил уже в послесталинскую эпоху. Работал по специальности, и первая повесть — о молодых врачах. Знаменит всесоюзно уже в начале 1960-х годов.
С литературным начальством ладить умел, публиковался довольно часто. Книги, сценарии, в общем, не бедствовал. Знал, конечно же, историю альманахов «Литературная Москва» и «Тарусские страницы». Чужой опыт оставался для него вполне актуальным.
Ерофеев на пятнадцать лет моложе Аксенова. Сын дипломата, в детстве жил и учился за границей. Выпускник филологического факультета МГУ, аспирант Института мировой литературы Академии наук СССР, известности добился именно как литературовед. Ученую степень кандидата филологических наук получил в 1976 году.
С литературным начальством ладил: в ССП вступил тридцатилетним, хотя даже сорокалетние тогда считались еще слишком молодыми — стандарты эпохи «застоя». В общем, баловень судьбы.
Только и он — еще в детстве — осторожности был обучен: дипломатическое правило. Знал, конечно, историю альманахов «Литературная Москва» и «Тарусские страницы». Чужой опыт и для него актуальным оставался.
Но, вопреки опыту, пусть чужому, Аксенов и Ерофеев приняли решение готовить к публикации бесцензурный альманах. Причем в первую очередь — для советского издания.
Можно объяснить, почему к ним присоединились те, кого не печатали вовсе или почти. Например, под негласным цензурным запретом был В. С. Высоцкий. Для него «Метрополь» — прорыв к читателям-соотечественникам.
Однако присоединились к инициаторам проекта даже классики советской литературы. Например, Б. А. Ахмадулина, А. Г. Битов, А. А. Вознесенский, Ф. А. Искандер. Осторожности были обучены и они. Историю альманахов «Литературная Москва» и «Тарусские страницы» тоже знали.
Случай беспрецедентный. Интересный сам по себе. В аспекте же нашего исследования главное — каким образом он связан с историей публикации романа «Жизнь и судьба», на чем настаивал Липкин.
Точен он лишь в одном: связь тут есть. Пусть и не та, о которой рассуждал Липкин.