Выбранный «секретариатом правления СП РСФСР» вариант и впрямь казался странным. Не следовало откуда-либо, что лишь Ерофеев и Попов заслуживают исключения, а не все прочие «метропольцы», состоявшие в той же организации.
Логика тут и впрямь «бандитская». Потому упомянутые Ерофеевым знаменитости сочли нужным вступиться за исключенных коллег. И, что важно, публично. О «письме протеста», отправленном руководству ССП, узнали иностранцы. Понятно, что от «метропольцев» же.
Огласка и выручала. Иностранные коллеги тоже поддержали. Ерофеев не без торжества отметил: «12 августа 1979 года „Нью-Йорк таймс“ опубликовала телеграмму американских писателей в Союз писателей СССР. К. Воннегут, У. Стайрон, Дж. Апдайк (по приглашению Аксенова участвовавший в альманахе), А. Миллер, Э. Олби выступили в нашу защиту. Они требовали восстановить нас в Союзе писателей, в противном случае отказывались печататься в СССР».
На первый взгляд протест американцев против решения советского писательского союза тоже вне логики. Ерофеева и Попова не привлекали к уголовной ответственности, значит, «права человека» тут вроде бы ни при чем, а ССП — общественная организация, ее решения принимаются в установленном порядке, они выражают мнения большинства.
Однако американцы получили нужные сведения. Нашлось кому объяснить им, что означает исключение из ССП. Это ведь не только негласный запрет на публикации. Еще и перспектива лишения работы, если служебные обязанности имеют отношение к литературе, а в дальнейшем — привлечение к уголовной ответственности за пресловутое «тунеядство». Далее, понятно, ссылка в отдаленные северные районы страны. Вариант Бродского. У Ерофеева и Попова была именно такая перспектива.
Ерофеев тогда — сотрудник Института мировой литературы Академии наук СССР, а Попов занимал редакторскую должность в издательстве Художественного фонда. Писательского статуса их уже лишили, последствия с необходимостью подразумевались.
Тридцать лет спустя Попов вспоминал, что именно таких последствий ждал. Когда, вернувшись из Крыма, зашел в московскую квартиру, раздался аксеновский телефонный «звонок: „Ты знаешь, все, к сожалению, подтвердилось. Вас исключили. Если вас не восстановят, я выхожу из Союза писателей“. Я этого его звонка никогда не забуду. Он поступил как старший брат. Он знал, что я тут же узнаю об исключении и мне станет страшно. А мне и было страшно, не стану врать».
Современники понимали, чего следовало бояться. Кабаков и ответил тогда Попову: «Уволили б тебя из твоего Художественного фонда, Ерофеева из ИМЛИ, а потом выслали бы из Москвы как тунеядцев».