Если Сарнову верить, Максимов постольку опубликовал лишь «две главы» романа Гроссмана, поскольку лоббировал интересы Солженицына. Вполне сознательно и последовательно континентовский редактор препятствовал книжному изданию. Таким же лоббистом оказался и Проффер. Или — кто-нибудь из его сотрудников.
Теперь суммируем все сказанное мемуаристом. И сопоставим с библиографией.
Прежде всего, главы романа опубликованы не только в 1976 году. Тут Сарнов ошибся.
Как выше отмечено, континентовская публикация началась еще в 1975 году. В следующем она уже продолжалась.
Сарнов трижды сказал про «две главы» напечатанные «Континентом». На самом деле опубликовано двадцать три. Опять существенная ошибка.
Налицо и курьез: неизвестно, что вообще увидел Сарнов в журнале «Континент». Публикация глав романа шла там в пяти номерах, однако ни в одном не помещено именно по «две главы».
Отметим также, что книгу Гроссмана континентовские редакторы признали «замечательной». Безоговорочно и — опять вопреки сарновской версии.
Таковы факты. Как говорится, ничего личного. Только библиография.
Сарнов попросту сочинил все истории о своей осведомленности. Не похоже, чтобы он вообще ознакомился хотя бы с одним номером максимовского журнала, где были напечатаны главы романа. Тогда правомерен вопрос об источнике сведений.
Ответ все тот же — книга Войновича. Там и сказано, что публикация была в одном номере и выбор «отрывков» неудачен.
Как отмечено выше, автор книги жил тогда в СССР, видел лишь один номер «Континента» с гроссмановской публикацией. Но Войнович, в отличие от Сарнова, не причислял себя к «узкому кругу» постоянных читателей эмигрантского журнала.
Войнович рассказывал в автобиографическом романе, что некогда приятельствовал с Максимовым, затем отношения стали, так сказать, натянутыми, однако вражды не было. Все же оба писателя — диссиденты. Так что выбор адресата для публикации гроссмановской рукописи понятен.
Будучи советским гражданином, Войнович не мог знать достоверно, какие соображения в парижской редакции высказывались о копии гроссмановской рукописи и самом романе. Да и позже лишь на слухи ориентировался. Соответственно, подчеркнул: континентовскому редактору не понравился роман, а потому был отправлен Профферу «с кислой припиской».
Характеристика запоминающаяся. Вот почему у Сарнова рекомендация Максимова тоже оказалась «кислой».
Сарнов интерпретировал книгу Войновича, не ссылаясь на автора. Но раз уж установлен источник, уместно вернуться к сказанному там про Солженицына и Максимова.
Войнович не инкриминировал Максимову лоббирование интересов Солженицына, да и его самого не обвинял когда-либо в противодействии гроссмановским публикациям