О заграничных публикациях не упоминалось в редакционном врезе. Их словно и не было. Этот запрет или, по Эткинду, одно из «советских табу» еще не отменили.
Указанием фамилии публикатора заканчивалась огоньковская публикация глав романа. И сразу — на той же странице — заголовок статьи Е. А. Таратуты: «Честная жизнь и тяжкая судьба: Воспоминания о Василии Гроссмане»[164].
Как выше упоминалась Таратута — сестра одного из друзей Гроссмана. Знала будущего писателя с детских лет.
Ее свидетельства, как правило, недостоверны. Таратута весьма часто не про увиденное или услышанное рассказывала, но интерпретировала чужие воспоминания, порою сочиняя подробности, и это также отмечалось ранее.
Случай, подчеркнем еще раз, нередкий в мемуаристике. Но тут важно, что о второй части второй части романной дилогии Гроссмана сказано опять невнятно. Лишь намеками, рассчитанными на современников, умеющих «читать между строк»: «В середине февраля 1961 года разразилась катастрофа. У него забрали все экземпляры рукописи романа, все черновики…».
Не сообщалось, при каких обстоятельствах «забрали», а также кто и почему. Таратута лишь отметила: «Ни у родных, ни у товарищей не осталось ни одного экземпляра рукописи».
Зато финал оптимистичен. Таратута заявила: «К счастью для нас, для нашей литературы, второй том романа Василия Гроссмана „Жизнь и судьба“ найден и будет опубликован».
Где «найден», кем и когда — опять не сообщалось. Впрочем, Таратута вряд ли знала. И конечно же, в ее воспоминаниях не упомянуты заграничные публикации романа, словно бы их не было. Это закономерно. Если бы и захотела — все равно бы не позволили.
Ну а журнал «Октябрь» начал публикацию романа Гроссмана в январе 1988 года. Завершилась она в апреле. Указано было, что публикатор — «Е. В. Короткова-Гроссман»[165].
Соответственно, читатели могли предположить, что дочь писателя каким-то образом сохранила отцовские рукописи. Или разыскала их где-либо.
В каждом номере публикация завершалась послесловием А. Г. Бочарова. Так, в январском он подчеркнул, что советские «критики часто сетовали: где же эпопея, подобная „Войне и миру“ о войне 1941–1945 годов? Дилогия „Жизнь и судьба“ с ее мощной историко-философской концепцией и явилась произведением такого размаха»[166].
Но рассказ о случившемся со второй частью гроссмановской дилогии опять невнятен. Если верить Бочарову, «по редакционной докладной рукопись и черновые варианты были изъяты, чтобы и следов не осталось».
Кем «были изъяты», на каком основании, где хранится та «редакционная докладная» — опять нет сведений. Бочаров и Ананьев все еще не могли преступить цензурный запрет. Упоминать о роли КГБ и осуждать ЦК КПСС — даже хрущевской эпохи — время не пришло. Ну а читатели и так догадывались, что имеется в виду. За январским и февральским номерами «Октября» выстраивались очереди в библиотеках — при тираже в двести пятьдесят тысяч экземпляров.