Так ли было тогда — другой вопрос. А с точки зрения эдиционной практики существенно, что Эткинд не раз уличил советскую редакцию в подлоге. Нашел улики скандальные.
Он доказал, что редакция «Октября» не только упорно избегает упоминаний о заграничном издании гроссмановского романа, но еще и не может объяснить, какой источник воспроизведен в журнале.
Разумеется, в СССР мало кто прочел статью Эткинда. А вот за границей она была известна многим.
Читатели сами пришли к выводам, неутешительным для редакции «Октября». Не было сомнений, что там использовали как основу публикации не рукописи Гроссмана, а книгу швейцарского издательства. Вот этот текст советские редакторы сокращали и правили, точнее, искажали, сообразно актуальным цензурным установкам.
Судя по воспоминаниям современников, многие в СССР тоже обнаружили следы цензурного вмешательства в публикации «Октября». Причем самостоятельно их выявили.
Об этом рассказывал, например, писатель и журналист В. Т. Кабанов. В 1987 году он стал главным редактором тогда же созданного издательства «Книжная палата». Тринадцать лет спустя опубликовал мемуарную книгу «Однажды приснилось: Записки дилетанта»[171].
Кабанов, согласно мемуарам, считал первоочередной задачей публикацию так называемой возвращенной литературы. И публиковал — по мере сил и возможностей. Так, в 1988 году выпущено первое советское книжное издание романа «Жизнь и судьба»[172].
За основу была взята журнальная публикация. Готовила новое издание, как отметил мемуарист, его жена — «редактор книги Ирина Львовна Кабанова».
Редактором книги она стала по его же просьбе. И причина была неординарной.
Согласно Кабанову, он и жена обсуждали публикацию в журнале «Октябрь». У обоих сложилось тогда «странное впечатление. Роман как будто гениален. Как будто? Вот именно. Ощущение гениальности полное, а подтверждения полного нет. То ли это не отшлифованный, не окончательный еще вариант, то ли рукопись найдена на чердаке, частично съеденной мышами… При этом все, любое — может быть: ведь автора уже нет более двадцати лет».
Имелись в виду не только цензурные изъятия. Еще и редакторское вмешательство — на уровне стиля. Так называемая вкусовая правка. Кабанов подчеркнул: «И все-таки я уже знал, что книгу надо делать. А после наших хождений по лабиринтам журнального текста я и другое знал, — что подготовку книги могу доверить только Ирине. Редакция у нас в издательстве чудесная, но так чуять текст — это совсем другое и редко бывает. К тому же в издательстве план, графики, сроки. Нет, тут необходим сторонний, свободный человек. Свободный, к тому же, в иных, и более высоких, смыслах».