.
Согласно Аннинскому, повествование об аресте романа напоминает детектив. Но есть и еще один «детективный сюжет — история восстановления этой рукописи из уцелевших и спасенных кусков: наложение, сличение, стыкование… текстология морга. Кое-что так и не восстановилось. Два-три шрама на теле романа остаются в первых изданиях как память об операции; они вредят непосредственному чтению, но помогают осознать смысл этой книги как явления культуры, значение самого этого эпизода в истории нашего времени: и того факта, что вещь появилась, и того, как она появилась».
Тут бы и пояснить, кто впервые занялся «наложением, сличением, стыкованием». Но Аннинский указал только, что ныне советским читателям уже доступен «роман „Жизнь и судьба“, законченный в 1960 году, арестованный и уничтоженный в 1961 году, восстановленный к 1980-му, выпущенный тогда же в швейцарском городе Лозанне, а теперь, в конце 80-х годов выпущенный и у нас в московском журнале „Октябрь“».
Аннинский, конечно же, знал, кем подготовлено лозаннское издание. Но сказать о том в журнале не имел возможности.
Итак, летом 1988 года лозаннское издательство уже есть в природе, а двух редакторов — Эткинда и Маркиша — еще нет. Они эмигранты, значит, по определению «антисоветчики», упоминать о таких запрещалось, и это «советское табу» пока не отменили в ЦК КПСС.
Аннинский так и не объяснил, по какому источнику «Октябрь» публиковал гроссмановский роман. Возможно, догадывался, но точными сведениями вряд ли располагал. Даже когда вышел октябрьский номер журнала «Дружба народов».
К осени 1988 года издательство «Книжная палата» завершила редакционную подготовку книги. Типографский цикл начался.
В мемуарах бывший главред отметил, что уже шла верстка. И вдруг — новость: «14 октября в издательство позвонил Федор Борисович Губер, сын вдовы Гроссмана, Ольги Михайловны Губер, и сказал, что должен незамедлительно приехать по делу чрезвычайной важности».
Дело и впрямь оказалось важным. Губер привез рукопись. И Кабанов подчеркнул, что в это было «трудно поверить».
Еще бы не «трудно». Журнальная публикация закончилась в апреле, с той поры Кабанов и его жена пытались найти источник текста, редакция журнала сведения не предоставила, дочь автора тоже, и вдруг появилась рукопись.
Аутентичность ее не вызвала сомнений в редакции «Книжной палаты». Потому что на титульном листе — посвящение: «Моей матери Екатерине Савельевне Гроссман».
О посвящении, согласно Кабанову, не было известно ранее. Сообщил он это невзначай, а сведения весьма интересные. В заграничных журнальных публикациях и лозаннской книге нет посвящения.