Уловка традиционная. Казинцев словно бы не видел разницы, не понимал, что крестьяне оказались жертвами так называемой коллективизации вне зависимости от их этнической идентичности, тогда как евреев нацисты планомерно уничтожали именно по этому признаку.
Маскируя уловку, Казинцев рассуждал и об армянах, убитых турками. Однако тут же — «греки, погибшие в сражениях с фашистами, бойцы испанских отрядов, эфиопы, индийцы, палестинские арабы, согнанные с родной земли сионистскими штурмовиками — десятки и десятки миллионов людей страшным потоком вольются в книгу судеб…».
Нет оснований полагать, будто Казинцев не видел разницу между «бойцами», погибавшими «в сражениях», и мирным населением, уничтоженным именно по этническому признаку. Логику заменил риторический напор.
Ради него критик уж вовсе некстати упомянул «эфиопов» и «индийцев» (вероятно, индусов), не сообщив, когда и при каких обстоятельствах они убиты. Но особо примечательно здесь сказанное о «палестинских арабах, согнанных с родной земли сионистскими штурмовиками».
Как известно, в израильской армии не было «штурмовиков». Зато в советской традиции этот термин негативно маркирован. Если, конечно, не о военной авиации речь шла.
Немецкий термин Sturmabteilung, или штурмовой отряд, вошел в политический обиход с 1921 года. Так именовалось добровольческое военизированное формирование Национал-социалистической рабочей партии Германии. В советской традиции — «штурмовики» и «коричневорубашечники».
Термин «штурмовики» понадобился критику, чтобы сопоставить Израиль с нацистской Германией. Предложенный Казинцевым перечень жертв последовательно уводил читателя от сути гроссмановского суждения, а в итоге — прозрачный намек: евреи, как говорится, «сами хороши».
Аргумент был традиционным — на уровне псевдопатриотической риторики. Что до сути, то логика только мешала риторическому натиску, вот Казинцев и пренебрег ей.
Он словно забыл о насильственном переселении в северные, дальневосточные и среднеазиатские регионы крымских татар, калмыков, ингушей, чеченцев, балкарцев. А ведь итог — сотни тысяч жертв именно среди мирного населения.
Забывчивость объяснимая. Тема депортаций, во-первых, еще не считалась разрешенной. Во-вторых, это, в терминологии Казинцева, история не «объединяющая», а «разобщающая». Мешающая процедуре обвинения Гроссмана.
Русофобия была уже инкриминирована Гроссману — как еврею. Именно потому, настаивал Казинцев, автор романа «Жизнь и судьба» заведомо необъективен. О чем бы ни говорил. Даже о нацистском государстве — все равно неправ.