С этой, извините, «атмосферой» вполне корреспондируют мемуары Сарнова. Чем и примечательны.
Неважно, по неведению или умышленно игнорировал мемуарист описанные выше противоречия. Важно, что Сарнов — на правах лучше всех знающего, «как это было» — попытался совершить не открытие, а «закрытие».
Он попытался закрыть две темы: истории публикаций и текстологии романа Гроссмана. Точнее, объявил их закрытыми. А любые нарушения своего запрета — результатами злого умысла.
Чьи интересы лоббировал — можно спорить. Не исключено, что только свои. Как выше отмечалось, Сарнов публиковал статьи о Гроссмане, да и в книгах, где пытался анализировать историю советской литературы, не раз тиражировал версии Липкина, Войновича, Боннэр.
Издание, подготовленное «Книжной палатой», тоже многократно тиражировано. И до сих пор тиражируется. Подготовка нового — лишние расходы.
Впрочем, это пока не важно. Нового текстологического решения нет, и вряд ли скоро появится. Тут нужна долгая и кропотливая работа: архивных источников теперь немало.
Что до споров о гроссмановском романе, так они стихли в начале 1990-х годов. Не было уже СССР, деактуализовались прежние идеологические установки, и полемика утратила актуальность — политическую.
Деактуализовался и вопрос о том, применима ли к роману «Жизнь и судьба» характеристика «Война и мир XX века». Существенно было, что Гроссман всемирно знаменит, его книга востребована читателями, издается вновь и вновь.
Оказалась вне полемики и биографическая легенда Гроссмана. Тут все было признано ясным.
До середины 1980-х годов считалось еще, что в биографии автора романа «Жизнь и судьба» есть загадка. Оставались необъясненными причины, в силу которых Гроссман решил отвергнуть достигнутое за тридцать лет литературной карьеры, отказаться от благополучной жизни советского писателя и выбрать с у д ь бу.
Но Липкин в мемуарах предложил разгадку. Согласно его версии, Гроссман всегда был искренен, только менялось его мировоззрение. Поэтапно. От своих убеждений не отступал ни на одном из этапов. Затем создал крамольный роман «Жизнь и судьба». И погиб, отстаивая свою правду.
Такая интерпретация подразумевалась, в частности, первым заглавием липкинских мемуаров — «Сталинград Василия Гроссмана». Волжский город давно уже был широко известным символом противостояния врагу, трагедии, победы.
Липкин позже выбрал другое заглавие — «Жизнь и судьба Василия Гроссмана». Похоже, использовал заглавие статьи Войновича, опубликованной «Посевом» в 1984 году.
Но это уже не меняло суть: характер осмысления задан первым заглавием мемуарной книги. Сталин, если верить Липкину, невзлюбил Гроссмана, и лишь в годы Великой Отечественной войны его талант был востребован. Ну а позже — закономерная опала. И при Хрущеве итог аналогичный. Однако писатель выстоял, создал главную свою книгу. В общем, сражение выиграл, пусть и ценой жизни.