Литераторы-профессионалы знали, что публикации материалов «лагерной» тематики лимитировались и после XXII съезда партии. Какой объем допустим в каждом издании — определяли главреды. Вот почему Гинзбург и спрашивала Твардовского, «возможно ли опубликование еще одного произведения на эту тему (само собой разумеется, это только в том случае, если оно Вас хоть в какой-то мере удовлетворит в смысле его литературных качеств)».
Имелось в виду, исчерпан ли ресурс «Нового мира», недавно поместившего солженицынскую повесть. Рукопись, однако, не была приложена к письму. И Гинзбург пояснила: «Спрашиваю потому, что если вторичное обращение к этой теме сейчас по каким-то причинам невозможно, то я и не буду пока сидеть над правкой своего материала. Ведь работа над ним — каждый раз боль».
Далее следовал главный вывод. Гинзбург отметила: «Если Вы согласны прочесть мою рукопись, если принципиально возможность ее опубликования не исключена, я поработаю над ней еще и пришлю Вам или даже сама привезу».
В письме указан и львовский адрес. Ответ надлежало адресовать «Гинзбург-Аксеновой Евгении Семеновне».
Значит, Твардовскому поставлено условие: рукопись он получит, когда предварительно даст обещание прочесть ее. Гинзбург, похоже, не осознавала, что такое предложение будет воспринято как дерзость.
Твардовский медлил с ответом. Лишь 23 декабря подготовил черновик письма[66].
Отвечал на вопросы развернуто. Начал с этического: «Согласитесь, что никаких предварительных, — до ознакомления с Вашей рукописью, — гарантий относительно ее опубликования мы Вам дать не можем».
Далее намекнул, что политического характера препятствий нет. Сама лагерная тематика не запрещена: «Конечно, повесть Солженицына поставила перед произведениями сходной тематики весьма высокую норму художественной требовательности, норму, от которой журнал уже не сможет отступить. „Принципиальная возможность“ опубликования Вашей рукописи только в этом. Присылайте рукопись».
Значит, до 23 декабря 1963 года Твардовский еще не видел рукопись «Крутого маршрута». Но вскоре она была доставлена.
Примерно ко 2 января 1964 года Твардовский ознакомился с ней и принял решение, о чем специальным письмом оповестил редколлегию[67].
Сначала дал общую характеристику. Акцентировал: «Нельзя отрицать очевидных достоинств рукописи Е. С. Гинзбург-Аксеновой. В ряду произведений, касающихся „темы 37 года“ лишь стороной (а в последнее время заключающих нередко эту тему уже как некий обязательный элемент, как дань сложившемуся в связи с успехом „Ивана Денисовича“ литературному штампу), эти воспоминания выделяются большой впечатлительностью глубоко выстраданного человеческого документа о трагической полосе в жизни партийной интеллигенции, в котором лично пережитое автором предстает в целом связной и последовательной исторической картиной. Изложение фактов личной судьбы с собственно литературной стороны почти безупречно, это свободный и уверенный рассказ человека, достаточно искушенного в литературном письме».