Недостатки тоже отмечены. Твардовский утверждал, что «искушенность часто налагает некую „беллетристическую тень“ на безусловную достоверность этой волнующей исповеди человека, столько испытавшего на всех „волнах“ и „ступенях“ ежовско-бериевского периода беззаконий и произвола. Порой автор явно нарушает подлинность этой исповеди некоторым литературным кокетством, передержками, желанием выглядеть уж очень героической личностью, самолюбованием (такое впечатление производят, например, „разящие“ ответы героя-автора своим следователям и судьям: многочисленные остроты, очевидно сложившиеся и оформленные „потом“, как говорят „на лестнице“; излишняя насыщенность повествования литературными реминисценциями…».
Твардовский объявил недостатком и цитирование стихов. Причем не только известных поэтов, но и самой Гинзбург. Вовсе же неприемлемой оказалась «общая идейная концепция автора, оценивающая все, что было „до“ с точки зрения бытового и душевного благополучия „руководящих кругов“ известного масштаба („а как мы хорошо жили до всего этого, как были счастливы, как было все ясно и прекрасно“)».
Иронию главред не счел нужным скрывать. Для него «тема 37 года» — лишь одна из многих в истории сталинской эпохи, причем не самая важная. А «бытовое и душевное благополучие „руководящих кругов“ известного масштаба» было и вовсе не интересно сыну «раскулаченного». Далее — переход к итоговому решению: «Но не о том и не о другом сейчас речь при решении вопроса о судьбе рукописи, обнимающей, между прочим, лишь начальный этап „мытарств“ героя-автора, лишь первые два года из 17, проведенных в тюрьмах и лагерях, и снабженной указанием „конец первой части“».
Книга, значит, не завершена. Да и завершенная не понадобилась бы, ведь редакционный «портфель» и так «перенасыщен материалом, который широким потоком пошел в нашей литературе в результате опубликования повести А. Солженицына и ее огромного воздействия на литературный процесс. Редакция не вправе отдавать на своих страницах предпочтение этому материалу, становясь как бы редакцией журнала „Каторга и ссылка“, а не журнала современной советской жизни во всем ее многообразии и разносторонности».
Твардовский опять акцентировал иронию. Упомянутый им журнал «Каторга и ссылка» основан в 1921 году по инициативе ветеранов революционного движения, а четырнадцать лет спустя закрыт как утративший актуальность. «Крутой маршрут» уподоблен публиковавшимся только в силу приоритетной тематики мемуарам бывших каторжан и ссыльных.
Согласно Твардовскому, приоритеты уже другие. Но далее он заявил: «Это тем более нужно учитывать, что редакция уже располагает достаточным и даже избыточным количеством страниц сходного по теме с рукописью Гинзбург-Аксеновой материала, опубликование которого представляется ей куда более необходимой задачей по существу».