Сроки возможного издания на родине автора Войнович не уточнил. Но подчеркнул, что верит: гроссмановский роман относится к «тем литературным явлениям, которые своего часа могут ждать сколько угодно долго».
Насколько точно в статье воспроизведено сказанное на пресс-конференции — можно спорить. Существенно же, что впервые была документирована версия, позже изложенная Войновичем более подробно. Речь шла о том, как рукопись гроссмановского романа оказалась за границей.
Версия приведена в постскриптуме к статье. Кстати, весьма пространном. Там Войнович и сообщил: «Готовя текст своей речи к опубликованию, я счел необходимым снабдить его кратким примечанием. 10 лет тому назад рукопись романа уже покойного В. Гроссмана случайно попала ко мне. Прочтя это великое сочинение, я решил, что оно ни в коем случае не должно подвергаться дальнейшему риску бесследного исчезновения, и без чьего бы то ни было разрешения или одобрения переправил его на Запад».
Подробности Войнович опустил. Далее же пояснил, что за причины обусловили необходимость рассказать об участии в отправке: «Эту несколько рискованную в то время операцию я вовсе не отношу к числу своих заслуг и вообще не стал бы о ней говорить. Но к моменту моего появления на Западе здесь уже циркулировали разные слухи о том, как эта рукопись попала сюда. Некоторые из этих слухов показались мне тенденциозными и направленными на дискредитацию романа и его автора. Чтобы прекратить распространение этих домыслов, я и решил слегка приоткрыть завесу над тайной возникновения этого романа из небытия».
Какие «домыслы» имелись в виду — читатели-современники знали. Войнович же отметил далее: «Между прочим, попытки преуменьшить значение В. Гроссмана и его творчества продолжаются и сейчас. Сравнительно недавно один „выездной“ член СП СССР, выступая перед мюнхенской аудиторией, утверждал, что Гроссман всегда был заурядным советским писателем, а роман „Жизнь и судьба“ всего лишь продолжение посредственного романа „За правое дело“, за который автор в свое время получил Сталинскую премию».
Неважно, кто выступал «перед мюнхенской аудиторией». Главное, что понятие «выездной» было характеристикой. Так в СССР именовали тех, кому правительство разрешало постоянные заграничные командировки. Наделяло, соответственно, привилегией выезда за границу. Значит, речь шла о подтвердивших лояльность и вынужденных подтверждать ее вновь и вновь. Отсюда следовало, что искренность в данном случае маловероятна, если не вовсе исключена.
Войнович подчеркнул: «выездной» лгал. На самом деле в прессе началась травля автора романа «За правое дело», и она «прекратилась только после смерти Сталина. Заурядным писателем Гроссман не был никогда и задолго до появления „Жизни и судьбы“ все с большим трудом вписывался в советскую литературу. Но только в этой книге (а затем во „Все течет“) он раскрылся полностью».