Второй номер подписан к печати в ноябре 1956 года. Соответственно, редакционный цикл завершился еще до того, как был издан первый.
Как полагалось, все, что попало в альманах, прошло официальную цензуру. Иначе б не состоялась публикация. Однако редколлегия получила хотя бы относительную свободу от произвольных вмешательств руководства ССП, вот почему сам проект был обречен. Второй номер «Литературной Москвы» издан тоже в 1956 году, он и оказался последним.
События 1956 года описывала более полувека спустя дочь главного редактора «Литературной Москвы» — Л. Э. Казакевич. По ее словам, сразу после «выхода первого номера так называемые официальные литературные круги, а также неофициальные, обрушились на альманах со страшной злобой»[126].
Формально ничего крамольного редколлегия не опубликовала. Цензура бы и не позволила. Крамолой был выпуск альманаха, не контролируемого руководством ССП. Вот эту инициативу и старались пресечь литературные функционеры. О них и рассказывала дочь Казакевича, осмеивая подразумевавшуюся аргументацию: «Да и вообще — что за самодеятельность? Собрались литераторы без привычных офисов, секретарш, редакторов, корректоров и прочей атрибутики „нормальных“ журналов…».
Да, обошлись без «офисов». Альманах готовился к публикации в квартире главреда. Казакевич решал эту задачу без помощи штатных «секретарш, редакторов, корректоров». Но главное все-таки было — полиграфическая база. Директор издательства «Художественная литература» поддержал инициативу нового издания. А поддержку обеспечила санкция Отдела печати ЦК КПСС.
Там следовали хрущевским указаниям — обозначали пресловутую «оттепель». Ну а литературные функционеры противились в меру сил, отстаивая принцип централизации, то есть монополию ССП.
Возникло противоречие, но приоритеты были неизменны. Обозначение перемен — акция краткосрочная. Деактуализовавшаяся вскоре после XX съезда партии. Централизация же — базовый принцип.
Крамолой для литературных функционеров была именно «самодеятельность», пусть и санкционированная. Получалось, что редколлегия альманаха не зависит непосредственно от руководства ССП.
Немаловажным фактором оказалось и функционерское честолюбие. По словам Казакевич, «злоба части писательской братии — „охранительной“ части и работников журналов — объяснялась тем, что вот собралась группа, без зарплат, без особняка и прочего, и получился такой качественный альманах, и писатели и поэты ринулись туда толпой. Конечно, это было воспринято как вызов, и как упрек тем, кто все это имел, и как конкуренция».