Духи тотчас заинтересовались мной, как легкой мишенью, и перенесли огонь на меня. Смола, молодчина, отреагировал мгновенно и, выбравшись из своего укрытия, во весь дух помчался к «мертвой зоне». Пули обложили меня со всех сторон. Я перебирал ногами, хрипел, как загнанная лошадь, кружился, как юла. Краем глаза я увидел, как поднялся во весь рост Остап и, что-то крича, стал лупить по горе. Удалой долго выжидал, долго-долго целился… Это было мучительно, но торопить снайпера — себе во вред. Только он знает, когда нас тупит мгновение, в котором он не промахнется. Только одно мгновение, и только один выстрел.
Он выстрелил, и я инстинктивно понял, что его пуля достигла цели. Когда пулеметная очередь вспорола накладной клапан на моем рюкзаке, я понял, что пора прятаться, прыгнул в осыпавшуюся трещину и оттуда осторожно выглянул. Есть! Первый дух продолжал остервенело строчить из своего пулемета, а его напарник неподвижно лежал рядом, и автомат его молчал. Замечательно!
Нельзя было упустить хороший момент и пришедшую удачу, и я снова вскочил на ноги. Смола к этому времени взобрался на середину подъема, устроился за камнем и стал оттуда бить по пулеметчику. Никто из нас не находился столь близко к вражеской огневой точке, как он, но это давало ему не столько преимущество, сколько уязвимости.
Он зря рисковал так сильно. Как, собственно, и на всех наших предыдущих операциях. Но у Смолы не было ошейника, а у меня — поводка. Обуздать Смолу можно было только спасением солдата в американской форме. Тогда можно было бы считать нашу задачу выполненной.
И я круто изменил направление, устремившись на середину плато, где в канаве затаился человек в американской форме. Я, конечно, впал в мальчишество Смолы, и довольно серьезно подставил себя под пули. Это было чревато не только дыркой в моей глупой башке, но и провалом операции. Чудо спасло меня от смерти. Понял я это только тогда, когда рухнул в канаву на неподвижное тело в американской форме и схватился за мочку уха — мне показалось, что в нее укусила оса. Пальцы окрасились кровью. Часть мочки срезало пулей. Если бы я чуть повернул голову в сторону, то эта же пуля разворотила бы мне шейную артерию.
— Эй! — позвал я, переворачивая тяжелое тело на спину.
На меня смотрели напряженные, полные болезненного страдания глаза. Признаюсь, я почти был уверен, что это Фролов. Но лицо этого человека было мне не знакомо.
— Who are you? (Кто вы?) — хрипло спросил мужчина, глядя на мой правый рукав, где красовался американский флаг. — What battalion? (Из какого батальона?)