— Как тебе удалось бежать?
— Солдаты встали друг-другу на плечи, а я выкопал под крышкой лаз… Я бежал к шоссе — там можно встретить патрульную машину коалиционных сил.
Я вздохнул, расслабился и улыбнулся.
— Ну вот, — сказал я дружелюбно, обнял лейтенанта и повел назад. — Можешь, если захочешь. И зачем, спрашивается, заставил меня кричать?.. Кто эти двое, что стреляли по тебе?
— Похоже, они из той же банды, которая взяла нас в плен.
— Тебя, видимо, сдал мальчишка, у которого ты вчера утром просил воды.
Дэвид кивнул. Силы стремительно покидали его. Побег, огонь в спину и вот теперь наша имитация расстрела доконали его. Он обессилено рухнул на землю и закрыл глаза. Удалой принялся приводить его в чувство. Я с тревогой поглядывал на вершину горы. Арабские наемники — люди серьезные. Так просто свою добычу не отпустят. Могут вернуться в любой момент.
— Уходим, парни, — поторопил я.
— А что с ним делать? — спросил Удалой.
— Берем с собой. Он покажет нам, где склад. И тогда Фролова мы с чистой совестью пошлем на хер.
— А покажет ли? — засомневался Остап.
— Покажет, — уверенно ответил вместо меня Смола.
Три задачи мы должны были решить немедленно, оставив все остальные дела на потом. Во-первых, нам следовало как можно быстрее уйти с места перестрелки и укрыться в надежном месте. Во-вторых, нам снова надо было искать воду. И в-третьих, нам нужна была еда.
Дэвид едва передвигал ноги. Он был страшно слаб, и нам приходилось поочередно тащить его на себе, закинув руку Дэвида себе на плечо. Русским к такой парной связке не привыкать: именно таким образом настоящие друзья возвращаются с дружеской попойки. Мы прошли километров пять в сторону темнеющей на горизонте «зеленки» и забрались по глубокому ущелью, поросшему кустами, на вершину горы. К его подножью налип глиняный кишлак, похожий на плоский ломоть старого заплесневелого хлеба. Река, протекающая по краю кишлака, обильно поила мелко нарезанные зеленые поля. Блеяли бараны, кудахтали куры.
Мы ничего не могли придумать, кроме как двоим из нас идти в кишлак и добывать там еду и питье.
Идти захотели Остап и Смола. Смола поклялся мне, что будет проявлять максимальную толерантность к нетолерантности афганцев. Расплачиваться нам снова было нечем, кроме как частью нашего скудного боезапаса и моими никому не нужными часами.
С горы я хорошо видел ребят, как они неторопливо и вальяжно спускались к кишлаку, потом шли по одной из улочек, обрастая толпой.
— Как вас зовут? — спросил меня Дэвид, немного придя в себя в тени валуна.
Я представился.