Третьим был ишак. Через его тощий хребет были перекинуты мешки и пластиковые фляги с водой. Остап и Смола плелись за животным. Идти в гору, в самый солнцепек — настоящая пытка. Усталость и раздражение бойцы вымещали на ишаке, поочередно пиная его.
— Командир, две сумки еды за три патрона! — доложил Остап, забравшись на гору и опускаясь рядом со мной на камни. — Эти афганцы напомнили мне туземцев с Таити, у которых матросы Кука выменивали мясо и рыбу. За ниточку стеклянных бус — свинья, за гвоздь — корова.
Удалой жадно припал к фляге с водой. Напившись, он вытер рукавом губы и спросил:
— Откуда такая щедрость? Вода не отравлена?
— Мы признались им, что мы — русские, — ответил Смола, развязывая мешки и раскладывая на куске полиэтиленовой пленки лепешки и белый кусковой сыр. — Сначала они решили, что мы американцы, и попытались нас убить. Тогда мы начали ругаться матом, и случилось чудо.
— Там каждый второй по-русски неплохо говорит, — добавил Остап. — Оказывается, весь кишлак когда-то состоял в отряде самообороны, который поддерживал наш советский батальон. Люди до сих пор помнят совместные советско-афганские митинги дружбы. Еду нам задаром отдавали.
— Ишака только просили вернуть, — предупредил Смола.
Удалой, получая несказанное удовольствие, сел рядом с Дэвидом. Лицо его сияло улыбкой. На небритых щеках красовалась пикантная ямочка.
— А ты понимаешь, почему афганцы нас любят, а вас ненавидят?
Дэвид пожал плечами. Его сейчас не это волновало.
— Потому, что ни в одну американскую голову не может прийти такая бредовая идея, как совместный митинг дружбы. Потому что американец никогда ничего не купит в дукане, никогда не станет есть то, чем его угостят афганцы. Потому что вы ходите по кишлакам упакованные и закрытые с ног до головы, как в скафандрах по Луне. Вы их за людей не считаете! Как, собственно, все остальные народы мира.
— Угомонись! — приструнил я Удалого.
Мы обедали в тягостном молчании. Полагаю, что американец был голоден не меньше нас, но глотал кусочки черствой лепешки через силу, буквально давясь ими, словно это были кусочки сухих коровьих лепешек. Значит, еще не созрел, еще не так проголодался, чтобы забыть о гигиене и перебороть брезгливость. Мы же трескали за обе щеки, запивая водой лепешки, сырные шарики, виноград и стебли лука-порея. И когда вдруг позвонил ставший ненавистным мне смартфон, я чуть не подавился.
— Наверное, опять, наш неадекват звонит? — предположил Смола, с хрустом надкусывая шарик сыра.