Дэвид пожал плечами и промолчал.
— Лейтенант, — вкрадчиво спросил я. — А личные жетоны, надеюсь, вам удалось сохранить?
Лицо Дэвида перекосила гримаса боли.
— Тебе покажется это странным, — ответил он, — но вот как раз жетоны они сорвали с нас в первую очередь. Я так думаю, для коллекции, чтобы бравировать потом. Или в качестве доказательства, чтобы получить деньги за убитых американцев.
— Скорее всего второе, — кивнул я. — Звери!
Дэвид стиснул кулаки и, едва разжимая зубы, процедил:
— Узнал бы, у кого сейчас мой жетон — убил бы не думая. Голыми руками задушил бы!!
— Я тебя понимаю, — сочувствующе ответил я, незаметно прощупывая жетон Дэвида в своем кармане. — Я тебя очень хорошо понимаю…
И опять мы бежали по пустыне, догоняя солнце, которое окуналось в пылевое марево. Мы выпили всю воду, залили подножные камни своим потом, высохли, затерлись пылью и зноем и стали похожи на верблюжьи колючки, которые знойный ветер гонит по бескрайним пескам. Я нес в себе тайну, смутную догадку, которую пока не мог огласить, и предчувствие того, что скоро мне откроется истина, придавало мне сил. Бойцам же моим силы придавала злость на меня. Но так бывало уже не раз. Они злились на меня, они ненавидели меня, они готовы были убить меня десятки раз, и я терпел эту черную волну эмоций до тех пор, пока не раскрывал карты. Такова незавидная доля командира. Да и вообще любого лидера. Очень часто нам кажется, что человек, которому мы безоглядно верим, ведет нас к погибели, во мрак. И когда уже прощаемся с жизнью, приходит свет и озарение. И мы понимаем, что все было сделано правильно.
На фоне контрового света заката серые стены дувалов казались черными. Откуда-то едва слышно доносилась тягучая заунывная музыка. Пахло горящим углем, навозом и горячими лепешками. Мы замечали застывшие перед багряным закатом неподвижные силуэты людей в чалмах, сгорбленных старух, овец. На плоских глиняно-соломенных крышах торчали рядки засыпающих голубей. Одинокий дехканин вез по разбитой дороге кривую скрипучую тачку с ворохом сухой травы.
— Охрана где? — шепнул я Дэвиду.
Он показал рукой.
— Где дом в два этажа, видишь? Еще чуть правее — щербатый дувал. И к нам ближе метров пятьдесят…
— Там, где куст?
— Это не куст. Это человек с автоматом на корточках.
Мои глаза постепенно привыкали к сумеркам, и я уже мог разглядеть первого охранника. Голова второго ритмично покачивалась над срезом крыши полуразрушенного сарая. Время намаза давно прошло, так что, скорее всего, охранник просто клевал носом, засыпая.
Смола набрал в ладонь пыли, плюнул, растер и стал намазывать глиной себе лоб и щеки. Остап заталкивал гранату в нагрудный карман. Карман был слишком узок, и граната в него не входила. Остап кряхтел, применял силу. Я услышал треск ткани.