В общем, я решил вытащить его первым, так как второй (Ричард, что ли?) худо-бедно понимал меня. Когда Дэвид начал тянуть веревку на себя, Майкл повис на ней, как мешок с песком. Голова его безвольно покачивалась, задевая стены. Едва лейтенант вытащил его на поверхность, началась стрельба.
Этого я меньше всего хотел, хотя и ожидал.
— Дэвид! — заорал я. — Привяжи веревку к чему-нибудь и найди себе оружие! Мы выберемся сами!
Когда рядом творится какая-то драматургия, а ты не в силах повлиять — это ужасное чувство. Наверху оглушительно лязгали автоматы, хлопали гранаты, раздавались крики, а я с незнакомым, испуганным насмерть американским солдатом сидел в зловонной яме и путался с веревкой. Сперва надо было отправить наверх пленника; оставь я его в яме, он остался бы тут до скончания дней своих.
— Ты сможешь… блин!!! Ты сможешь подняться сам?! — кричал я, а меня перебивал грохот выстрелов и взрывы.
Он то ли кивал, то ли неуверенно пожимал плечами. Несколько суток плена вывихнули ему мозг. Инстинкт подсказывал ему, что здесь, в яме, намного безопаснее, когда сверху свистят пули. А больше ничто ничего ему не подсказывало, и американец, как зверек, готов был свернуться калачиком на дне ямы, заткнуть уши, затаиться, замереть и переждать стрельбу. Он не мог и не хотел понять, что находится сейчас в собственной могиле, и единственная возможность продлить свою жизнь — это выбраться отсюда.
Я жестко схватил его за грудки, встряхнул и закричал прямо в лицо:
— Наверх, солдат!! Ползи наверх!!! Там есть оружие, там твой командир!! К бою, сынок!!
Он вроде понял, стал царапать стену обломанными ногтями, пытаясь на нее взобраться. Я присел, посадил его себе на плечи, выпрямил ноги и поддал солдату кулаком под зад. Тот зашевелился, полез, наступил грязным ботинком мне на голову, соскользнул, чуть не упал, снова встал на мое темечко. Я стоически терпел эту мерзкую пытку. За веревку он схватился, но подтянуться на ней ему не хватило сил. Так бы он и стоял на моей голове в липких обгаженных ботинках, если бы Дэвид сверху не протянул ему руку.
Настала моя очередь подниматься. Я взялся за веревку, потянул ее на себя, но она вдруг поехала вниз, и ее обгоревший, тлеющий конец хлестнул меня по лицу.
Более нелепой ситуации я еще не встречал! Мне ничего не оставалось, как ждать — либо помощи ребят, либо гранаты, случайно залетевшей в зиндан. Вверху творилось что-то невообразимое. Может быть, узкий колодец усиливал и размножал звуки посредством резонанса, но мне казалось, что наверху идет широкомасштабная баталия с участием всех коалиционных сил. Разбуженный кишлак, сочувствующий талибам или террористам — страшное дело. Его мы и получили.