Мы увидели два черных блестящих глаза, устремленных из глубины на нас.
— Ричард, это ты? — крикнул Дэвид. — Где остальные?
— Лейтенант, — донесся до нас хриплый голос. — Лейтенант, спаси нас…
К нам подбежал Удалой:
— Вы чего орете? — зашептал он. — На улице голоса. Мне кажется, идут сюда…
— Ричард, обвязывайтесь по очереди веревкой, мы вас вытащим! — не обращая внимания на предупреждение, громко зашипел Дэвид.
Мне захотелось скинуть его вниз и закрыть яму крышкой. Жаль, у него была прострелена рука, а то полез бы он сейчас к своим бойцам как миленький.
Смола поджог очередной пучок соломы.
— Клянусь своим стволом, нет там трех человек, — произнес Смола.
Мне тоже показалось, что на дне ямы шевелятся, как черви, только двое.
— Ну что там? — нервно спросил Дэвид.
— Лейтенант, Майкл ничего не видит… Я пробую обвязать его.
— А где Патрик?
— Патрика нет, лейтенант…
— Вы можете замолчать? — шепнул Удалой и даже несильно стукнул Дэвида в плечо.
Мы все замерли, глядя на запертые ворота. Снаружи доносились голоса. Говорили, как минимум, трое. Частые шаги. Затем громкий, требовательный стук в ворота и окрик:
— Мохаммад!!
Бойцы оставили меня у ямы и бесшумно рассредоточились по двору, нацелив стволы на забор.
Дэвид стоял на коленях перед ямой и, низко склонив голову, нервно руководил:
— Вокруг пояса оберни… В руках ты не удержишь… Ты слышишь меня? Ричард, ты только не паникуй…
Тут я понял, что назревает большая беда. И что если не предпринять решительных мер, мы тут и умрем, стоя раком у вонючего зиндана.
Оттолкнув Дэвида в сторону, я взялся за связанную нами веревку и, упираясь ногами в стены ямы, быстро спустился вниз.
Потом, вспоминая этот эпизод, я горько жалел о содеянном. Но тогда, в яме, я думал лишь как быстрее нам унести ноги.
В тесной сырой яме, дно которой представляло собой липкую и вязкую субстанцию, сидели два затравленных, грязных, утративших силы и здравый разум человека. Один из них — худой, с черными обросшими щетиной щеками — смотрел на меня широко распахнутыми глазами, в которых я не мог увидеть ни мужества, ни инициативы, а лишь забитая, испуганная покорность. Сказал бы ему: встань на корточки и ешь землю — он так бы и поступил. Второй сидел на земле, опершись спиной о стену и подперев руками опущенную голову. Я вообще сначала подумал, что он мертв. Третьего солдата здесь не было, и я с трудом представлял себе, как здесь умещались четверо.
Тот, который сидел на земле, был чернокожим, и находился в жесточайшей прострации. Это и был тот самый Майкл, которому выбили глаз. Он плохо понимал, что происходит и вообще не реагировал на мои слова. Мне пришлось силой поднять его на ноги и обмотать веревку вокруг его пояса. Пока я это делал, он норовил снова опуститься на корточки. На его лицо страшно было смотреть. Собственно, там и лица как такового не осталось. Видимо, его несколько раз ударили чем-то тяжелым, возможно, прикладом автомата, выбили правый глаз, оставив на его месте кровавое месиво, разбили нос, расквасили верхнюю губу и, по-моему, выбили несколько передних зубов.