Более-менее я пришла в себя лишь ближе к вечеру. Шнайдер, как всегда в элегантном черном костюме, уже вернулся, напоил меня кофе прямо в постели и, с сомнением поглядев на мой туго запахнутый банный халатик и встрепанные волосы, спросил, готова ли я принять в гостях Гену.
— Ох, нет, не сегодня! — простонала я, нашла в себе силы сесть, откинувшись на спинку дивана, и попыталась освободиться от тяжелого забытья. Шнайдер присел рядом.
— Кудрин сюда так рвется… — хмуро произнес он. — Интересно… Я где-то читал, что серийные убийцы пытаются завести дружбу со следователями… или хоть с кем-то, кто знает о ходе следствия. А тут сразу и тот, и другие…
— Он с Шатровым подружился, — с трудом ворочая языком, возразила я. — Мы с тобой ему не нужны, подробности расследования он сам нам может сообщать.
— Это так… но особо времени у Шатрова нет. — Шнайдер все качал головой, как китайский болванчик. — А тут вроде посидит вечерком по-семейному, отдохнет, за чашечкой чаю нам все детали и выложит.
— Гена в меня влюблен, поэтому к нам рвется! А если говорить о серийнике, которому нужен контакт со следствием… то ты на эту роль еще больше подходишь, — выпалила я, не понимая, кто дергает меня за язык, неужели так оскорбилась за Гену? Или больше за себя — похоже, Шнайдеру и в голову не приходило, что журналиста интересовало не только следствие, но и моя скромная персона? — Вот с тобой Шатров без дела беседовать бы не стал. Ему пресса нужна, а не сыщики-любители.
— Действительно, подхожу. — Шнайдер криво усмехнулся, взгляд шоколадных глаз стал тяжелым. — Поэтому ты мне так спокойно это говоришь, хотя мы тут только вдвоем. Не боишься исчезнуть? Все подумают, что на прогулку пошла, а там маньяк похитил?
— Не боюсь… я уже устала бояться, — слезы внезапно подступили к глазам, горло сжалось в комок. — Я не могу больше от всех шарахаться… Не могу думать о том, что случилось с Олесей, и что будет со мной. Мне было страшно, а теперь нет, я ууууустааала!
Слезы хлынули настоящим водопадом, я наклонилась к спинке дивана, обвила голову руками и зарыдала уже в голос, Послышался тяжелый вздох, сыщик неуверенно подсел поближе и осторожно погладил меня по голове. Рыдания все не утихали, я захлебывалась, тонула в слезах, даже вдохнуть удавалось через раз.
— Я тоже когда-то… устал, — в перерыве между судорожными всхлипами я расслышала лишь обрывки слов, и от удивления замолчала. — Моя мать пропала, и мне было так страшно…
От изумления я вмиг перестала рыдать, как будто перекрыли кран. Дышать все еще удавалось с трудом, но я старалась лишний раз не вдыхать, чтобы ничего не пропустить.